Сказка без чудес

— Они что ж там, в этом доме прописаны? — полюбопытствовал Дымокуров, успокаивая себя тем, что от этой хозобслуги ему, как собственнику, со временем удастся избавиться.

— Я попытался было выяснить у них. В каких… э-э… родственных, или трудовых отношениях они состояли с покойной — да где там! — продолжил в сердцах нотариус. — Шарахались от меня, как от чумного. Бормотали что-то невразумительное… Хотел регистрацию по месту жительства, прописку, то есть, у них посмотреть — они паспорта мне так и не предъявили. В домовой книге некие люди, как постоянно проживающие, отмечены, но то записи ещё тридцатых годов прошлого века. Те домочадцы давным-давно уж поумирали. А эти… Как они умудряются без документов, пенсий, паспортов существовать, как полиция ими до сих пор не заинтересовалась — ума не приложу!

— Может, они нелегальные мигранты? Беженцы какие-нибудь? Обличьем-то — не азиаты? — предположил Глеб Сергеевич.

Нотариус пожал плечами.

— Внешность вроде славянская. Хотя чёрт их знает. Может, и впрямь переселенцы из республик бывшего СССР, Средней Азии, например… Или беженцы с Украины… Да вы не расстраивайтесь, — глянув на озаботившегося разом собеседника, успокоил нотариус. — Вот вам визитка моя, — протянул он тиснёную золотом карточку, — там все контакты — адрес конторы, телефоны. Обращайтесь. Зарегистрируем право собственности в Росреестре, натравим полицию, судебных приставов — и вытурим в два счёта всех с незаконно занимаемой площади!

Дымокуров с благодарностью спрятал визитку в нагрудный кармашек рубашки. Наверняка пригодится!

— А пока… — продолжил нотариус, — нет худа без добра. Не один проживать будете. Там, кстати, большое хозяйство имеется. За ним тоже пригляд нужен… — И, склонившись к собеседнику, добавил вполголоса доверительно. — Месторасположение усадьбы уж больно уединённое. Я, честно говоря, и днём-то там находиться побаиваюсь. Всё время не по себе как-то… А уж ночевать — один в доме, в этой лесной глуши, где за окном то ли волки, то ли нечисть какая-то воет, — ни по чём не останусь!

Отставной чиновник, до того отвлёкшийся разговором, сквозь окошко автомобиля огляделся вокруг. Машина словно по тоннелю ехала — так плотно к дороге стояли сосны, так смыкались непроглядно их макушки где-то высоко-высоко, застилая небо, отсекая живительные солнечные лучи, сея окрест прохладу и сумрак. Будто вечер внезапный, раньше времени, наступил. Действительно жутковато!

6

Впрочем, усадьба, ждавшая их в конце примерно километровой по протяжённости лесной дороги, больше походившей на широкую пешеходную тропу, оказалась вовсе не мрачным, хотя и уединённым строением.

Располагалась она на большой поляне, и солнца здесь было вполне предостаточно. Лес отступил на сотню-другую шагов кругом, и замер в отдалении, снова сомкнув ряды, будто на страже.

Возникшее перед ними строение Глебу Сергеевичу понравилось неожиданно. Дом оказался именно таким, каким ему и представлялись канувшие давно в небытие подобные помещичьи усадьбы.

А ещё вдруг стала распирать неизвестно откуда накатившаяся спесивая гордость. Он-то, оказывается, в отличие от всех этих выскочек, кухаркиных детей, точнее, теперь уже внуков и правнуков, представителей элиты, пребывающей ныне у власти, не какой-нибудь временщик без роду и племени. Вот его родовое поместье, дворянское, можно сказать, гнездо!

Одноэтажное, рубленное из огромных, в два обхвата стволов лиственницы, здание. С широко раскинувшимся, словно два крыла распростёртых, фасадом. С крыльцом по центру, из грубо отёсанного дикого камня, в десяток ступеней, сложенным, с деревянными, затейливой резьбы, колоннами, подпиравшими балкончик, выходивший с мансарды. С окнами без ставен, украшенными узорчатыми наличниками, свежевыкрашенными в ярко-зелёный цвет.

Всё это вовсе не ветхое, а крепкое, на века, строение венчала добротная крыша, кровельным железом покрытая. С башенкой посередине и круглым оконцем, на манер корабельного иллюминатора, глядя из которого наверняка хорошо обозревались окрестности — площадка перед домом, заросшая коротенькой, то ли выстриженной заботливо, то ли от рождения куцей, вроде густой щетинки, травкой. Чугунного литья двустворчатые ворота, сейчас открытые наверняка в ожидании гостей, настежь. К воротам вела присыпанная гравием дорожка с площадкой для стоянки автомобилей, и с деревянными, почерневшими от времени, врытыми в землю столбами — коновязью, не иначе, сохранившейся до нашей поры.

Сердце Глеба Сергеевича забилось радостно.

Много лет, едва ли не большую часть жизни, проведя в унылых, заставленных безликой канцелярской мебелью, кабинетах, он лишь в тайных, робких мечтах мог представить себе, что когда-то вырвется из душного, прокалённого зноем летом и промороженного зимой города. Поселится на природе, в лесу, на берегу тихой речки, густо поросшей по берегам ивой да тальником, с нежными лилиями, обозначающими места глубоченных омутов…