Сказка четвертая. Про детей Кощеевых

Ее напугало сказанное Климом слово «разврат». Ей не хотелось быть развратной. Но, судя по всему, именно такой она и была. Потому что недавно осознала, что то, чего ей хотелось и что ей нравилось под заклятьем, все еще живо в ней. Это было ее собственное, просто оно сидело в ней очень глубоко, за решеткой, под запретом, она даже не догадывалась, что в ней такое есть, но заклятье размыло границы, смело клетку из стыдливости, и все это показалось наружу. И теперь, зная, какой она может быть и что при этом чувствовать, Злате вопреки собственной воле хотелось всего этого с удвоенной силой. Соблазнять, подчинять, доминировать, играть... Наверное, Олег увидел в ней это и именно поэтому решил, что с ней все можно. Если бы она вела себя сдержаннее, он бы понял, что с ней так нельзя. Потому что на самом деле она не такая, не такая, не такая...

Или такая? И теперь нужно было выбрать: жить дальше, зная, чего себя лишаешь, или пойти на поводу у своих желаний, признав, что ты... ты...

Она же всегда была хорошей девочкой. И планировала такой оставаться. Но искушение поддаться было так велико. Она ощущала себя котенком, которому хочется резвиться.

И при всем при этом абсолютно неожиданного для себя сегодня у Яши в комнате Злата осознала, что не готова к сексу. Все, что угодно, только не это. Секс словно стал точкой, которая должна была превратить их отношения в отрезок, а не луч. Все вновь сведется только к нему. Ничего не могло быть хуже этого. Да и сама возможность того, что кто-то снова станет трогать ее везде, вбивать в матрас... В этот раз все ощущалось не так, ей нужно было время, чтобы прочувствовать, привыкнуть, пройти тот путь, о котором она ни разу не задумалась, пока была под заклятьем. Но, наверное, Яша вправе был просить...

— Мне кажется, я поломалась, Дем, — всхлипнула Злата. — Я что-то совсем перестала понимать, где хорошо, а где плохо, где можно, а где уже нет. Ты можешь меня починить?

— Чтобы тебя «починить», нужно сначала понять, в чем проблема. А ты упорно ее замалчиваешь. Давай еще раз. Что тебя напугало?

— Что он решил… решил… я не могу…

— Надо.

Злата кивнула. Слезы текли, не переставая. Но слово «надо» было знакомым и понятным. Надо значит надо.

— Я не готова… Я понимаю, что это глупо, я же уже с ним была, но я не готова…

— Зачем тогда согласилась?

— Подумала, если переступлю через себя, все станет, как было. А потом поняла, что не могу!

— Злата, а как было?

Было просто. И хорошо. Она делала, что хотела и ни о чем не задумывалась, и ей было абсолютно все равно, что подумают о ней другие. И она ничего не боялась, потому что решала сама. За себя и за других. За Яшу. Под заклятием её желания не казались ей предосудительными. Но она все-таки зашла слишком далеко, ведь проигнорировала явный протест Якова, и это тогда тоже не показалось ей чем-то значимым. Так где ориентир?

— Я хочу снова быть с ним и ни о чем не думать, — сформулировала Злата. — А в результате думаю все время: не слишком ли развязно целую, там ли прикасаюсь, сколько человек это видит, что они об этом думают. Что мне можно, что нельзя…

— Допустим, ты поцелуешь его слишком развязно, и что будет?

Было два сценария. Внутри все скрутило так, что говорить стало почти невозможно. Но Злата умела справляться с собой.

— Он может надо мной посмеяться, — прошептала она. — Или решить, что раз я такая распущенная, то со мной можно поступать как угодно.

И потянулась за очередной салфеткой, слезы душили.

— А летом ты себя контролировала? Задумывалась над этим?

Она покачала головой.

— Ну вот скажи мне, — попросил Демьян, — хоть кто-нибудь из тех, с кем ты была, посмеялся над тобой после или принудил тебя к чему-то?

Вопрос Демьяна попал прямо в болевую точку. Злате на миг показалось, что ее парализовало: ни вздохнуть, ни выдохнуть. А потом она снова заревела. И Демьян все понял. Если бы она сейчас посмотрела на него повнимательнее, то увидела бы, какими темными стали его голубые глаза. На потолке несколько раз мигнула выключенная люстра. Но за окном было светло, а Злата плакала, и она ничего не заметила.

— Это тот самый? В школе?

Слез было слишком много, и Демьян сам все понял.

— Вот…

И он произнес слово, которое в приличном обществе люди не произносят. А Злата вообще ни разу не слышала, чтобы Демьян ругался, не говоря уж о том, чтобы так.

Она покачала головой.

— Я сама виновата, — с трудом проговорила она. — Я так себя вела, вот он и решил, что можно…

— Что если девушка ведет себя свободно, то можно все? Даже с проститутками можно далеко не все. Или что можно издеваться над той, с которой спал? Если уж она кажется тебе такой смешной, то зачем тогда ложиться с ней в постель? Злата… И ты все эти годы… Ты поэтому ни с кем не встречалась? Боялась, что опять будет так же? Почему ты мне не рассказала?

Она снова высморкалась. Ей казалось, это должно было быть очевидно, неужели Демьян не понимает?

— Мне было стыдно. А потом появился Яша. И много чего произошло… А потом я в него влюбилась. И вот теперь…

— И теперь ты вспоминаешь, как человек, в которого ты была влюблена, над тобой поглумился.