Сказка четвертая. Про детей Кощеевых

День выдался морозным. Лес ослеплял белизной. Демьян наложил на себя согревающий заговор и долго шел по дороге, глубоко погруженный в свои мысли, в которые порой врывался скрип снега под ногами, заглушающий все остальные звуки. На душе было муторно, и даже медитация, на которую он-таки сумел выделить время, не помогала. На развилке он остановился, огляделся, а потом сошел с проторенной тропы и направился прямиком в лес. Минут через десять нашел поваленное дерево, смел с него шапку снега и сел.

— Агата, — позвал он, закрыв глаза.

Лес молчал. Демьян терпеливо ждал, пока ему на плечо не легла ладонь. Каждый раз он знал, что это случится, и все равно неизбежно вздрагивал от неожиданности.

Он обернулся.

Агате сейчас было тридцать девять. Но ей можно было дать и сорок, и двадцать, а потом и вовсе прийти в замешательство и побояться назвать какую-то конкретную цифру. Оставшись жить в Лесу, она словно утратила возраст. Она была очень похожа на их мать, которую Демьян знал только по фотографиям, что нашел в квартире у бабушки, когда впервые попал туда с Кощеем в тринадцать лет. И мамину красоту — фамильную, судя по фото всех остальных женщин в их семье — она тоже унаследовала. Статная, гордая, неприступная. Холодная, но завлекающая.

Не будь этой красоты, может быть, и не было бы никакого проклятья.

— Привет, — улыбнулся Демьян. — Я соскучился.

Агата улыбнулась в ответ и села рядом с ним. Сунула руку в карман тулупа и вытащила из него плетеный шнурок с нанизанными на него камешками и мелкими птичьими костями, протянула ему. Демьян послушно стянул с ладони перчатку, и сестра завязала шнурок у него на запястье. Перебрала те браслеты, что уже были на его руке. Нахмурилась. Сняла с него шапку и отрывисто провела ладонью по волосам, будто пытаясь стряхнуть с них что-то.

— Что такое? — спросил Демьян.

«Кто-то пытался тебя приворожить».

— А, это… Ну да, есть одна особа. Что-то еще?

«Твое проклятье набирает силу».

— Но печать ведь работает.

«Да».

— Тогда как?..

Агата посмотрела ему в глаза. Глаза у нее тоже были мамины. Черные. И волосы прямые. А он, наверное, пошел в отца. Все, что Демьян сумел узнать про него, Кощей передал каким-то своим знакомым, которые вроде как могли помочь, но пока ответа не было.

— Не корми зверя, — внезапно произнесла Агата. Демьян в очередной раз вздрогнул: слишком давно не слышал ее голос.

— В каком смысле?

— Будь счастливым.

Он мрачно рассмеялся. Вот тебе и противоядие. Замечательно. Так он и скажет отцу, когда тот в следующий раз дернет его в Навь. «Это место вредит моему ментальному здоровью, а я должен сохранять спокойствие и пребывать в благом расположении духа. Перезвоните завтра!»

Сходил проведать сестренку. Черт.

— А я нынче и так счастливый, — сообщил Демьян то ли ей, то ли самому себе. — Я с Юлей сошелся. А это такое счастье… Или ты считаешь, что я опасен для нее?

«Это твой зверь, спроси себя».

Ну вот, озвученные слова у Агаты для него на сегодня закончились. А много же зверей живет в нем, однако. И как с ними всеми совладать? К ноге, все к ноге! Что вы гавкаете, твари? Хотите жрать? Нет у меня для вас ничего…

— Агата, я кое-что выяснил про своё проклятье. Оно у нас семейное.

«Я знаю. Я чувствую его в себе».

Демьян резко повернулся к ней. Знает?

Агата смотрела на него совершенно спокойно.

— И ты в курсе, о чем оно?

Она кивнула.

— Но…

Но он не закончил, потому что сестра взяла его за руку, слегка приоткрыла полы тулупа и положила его ладонь себе на живот. Демьян изумленно распахнул глаза. Живот у нее был уже совсем круглый, плотный. От неожиданности он растерялся, приспустил щиты, считывая окружающих мир, и коснулся сознания того, кто жил у Агаты под сердцем. И этот еще совсем крошечный, почти игрушечный человек откликнулся ему. Демьяна укутало ощущением покоя и умиротворения, чувством абсолютной безопасности. В мире этого человека еще не было место ничему плохому, ему не были известны ни боль, ни тревоги. Он знал только размеренный стук сердца рядом с собой и тепло материнской утробы. И он делился всем этим так щедро и так бесхитростно открылся ему, что Демьян позволил себе снять слепок с этого состояния и присвоить себе. Наполниться им до краев.

— От кого… — начал было он, но тут же понял, насколько глупым был этот вопрос. Агата попарила кого-то в баньке и никогда не скажет ему, кто это был. Может быть, потому что это не имеет для нее значения. Может быть, потому что только для нее и имеет.

Сестра улыбнулась. Опустила голову вниз, перевела взгляд на свой живот.

— Но проклятье…

«Нашу мать оно не остановило. И я рада этому. Рада, что я есть. И это девочка.»

«Но она будет одна. Как ты…»

«Разве я одна?»