Сказка четвертая. Про детей Кощеевых

— Да так, забудь. Я просто хотела сказать, что обняться после — это самая естественная вещь в любом из миров. Ну, только если у человека нет каких-то психологических проблем, но обычно, если человек не хочет заставлять другого переживать, то предупреждает об этом заранее. Знаешь… — она покусала губу совсем как он недавно, — в двадцатые годы прошлого века в этом мире появилась так называемая теория стакана воды. Если коротко, то она гласила, что заняться сексом должно быть все равно что выпить стакан воды, и никакие любовь, симпатии и прочее тут не при чем. Только эта теория недолго прожила. Потому что так не получается. Ну, то есть у кого-то получается и ему нормально, а у кого-то нет, и это тоже нормально. Мы же люди, и мы все разные. И не коверкай себя, потому что тебе кажется, что этот мир требует от тебя каких-то иных чувств. Ничего такого он не требует. Чувствуй, что чувствуешь. Если тебе такой вариант не подходит, значит, не подходит. Ну вот такие мы, Соколовы, неправильные, хотим, чтобы было по любви. Доверия хотим. Заботы. А забота – это когда один не может получать удовольствие, зная, что другому плохо. Ну, и когда друг от друга нужен не только секс. Потому что первое — это вообще норма, и должно соблюдаться всегда независимо оттого, сколько раз ты планируешь с человек переспать.

И она улыбнулась.

Яша повторил про себя сказанное. Оно не то чтобы противоречило тому, чему учил отец и чего хотел он. Доверять. Заботиться друг о друге. Не причинять другому боли. Значит, эти правила все же продолжали работать. И они, возможно, были куда важнее того, чтобы выбрать себе одного человека на всю жизнь. Последнее в его мире было призвано защитить женщину и сделать так, чтобы ничего плохого с ней случилось. Но если в этом мире за подобное женщина не подвергалась поруганию и могла не опасаться того, что ей косу отрежут да дверь дегтем вымажут…

Это нужно было обдумать.

— Дедушка как-то сказал, что все Соколовы — однолюбы, — решился озвучить еще одну беспокоившую его вещь Яша. — А я, кажется, в нее совсем влюбился... Я как-то уже думал, что влюбился, но в этот раз совсем по-другому...

Глупо прозвучало, конечно, особенно в свете всего сказанного. И вообще все это было глупо. Но Злата была словно блуждающий огонек. Знаешь, что он заведет тебя на болото и пропадет, но все равно идешь за ним и взгляда оторвать не можешь, веришь в чудо…

Яра кивнула.

— Знаешь, что я думаю? Сама по себе любовь — наша или чья-то к нам — ни к чему нас не обязывает. Любовь — это просто чувство, а дальше ты делаешь выбор. Принимаешь решение. И если ты понимаешь, что все пошло куда-то не туда, то у тебя тоже есть выбор: ты или этот человек. И ты вправе выбрать себя, а не его. Позволять себя обижать — это плохой выбор, Яш. Просто поверь мне.

Они помолчали.

— Слушай, а как ты так легко о с… об этом говоришь? — все же решился спросить Яша.

— Поживи пару месяцев с моей мамой, и не так запоешь, — снисходительно улыбнулась Яра.

— А можно еще один очень личный вопрос?

— Попробуй.

— Ты уже год замужем за Гришей, а у вас нет детей. Не получается?

Яра в ужасе округлила глаза.

— Сплюнь, а! Какие дети? Мне двадцать четыре. Спасибо, я на вас нагляделась.

— И Гриша не против?

— А вот здесь, Яш, и правда начинаются отличия вашего мира от нашего. Ребенок — это решение двух взрослых людей, которые к этому готовы. А Гриша меня любит, и не станет настаивать, пока я не готова.

— То есть так можно? Жить в браке и без детей? И никто не…

— Ну не то чтобы совсем "не". На живот мой смотрят все и постоянно. И от вопросов папы о том, когда я уже рожу ему внуков, я скоро взлечу в воздух. Как будто бы у него вас нет. Нет же, надо от каждого по кому-нибудь. Но это все равно остается нашим личным с Гришей делом. Как и все остальные вопросы, которые касаются только нас двоих. Вот и все. И если честно, то меня пока моя работа больше интересует.

— А что ты делаешь на работе? — спросил Яков, осознав, что ни разу до сего момента не интересовался этим. Наверное, потому что раньше даже не предполагал, чем женщины в этом мире могут заниматься отнюдь не тем же, чем в его.

Яра обвела рукой комнату.

— Примерно вот это. Оформляю пространство. Только не в квартирах, а в магазинах, например. Сейчас, правда, больше работаю с витринами. Кстати, та, что ты видел в булочной — это мое творение. Подсела на их выпечку, пока оформляли, теперь только туда хожу.

— Витрина… Подсела…

Иногда Якову начинало казаться, что он тонет в тёмных водах слов, которые не знает.

— Подсела — это… Ну… Так нравится, что уже без них не могу. А витрина — это место за окном магазина, — подсказала Яра, и он с изумлением понял, о чем она говорила.

— Подожди… Вот это все, что там в окне было — это все ты повесила и разложила?

Яра смущенно улыбнулась.

— Ну, это далеко не лучшее, что я делала…

— А как увидеть другое?