Сказка для злой мачехи или в чертогах Снежной королевы (СИ)

— Сарина, — как можно мягче начала я, — Улла еще ребенок. Она столько лет провела в приюте, не видя нормально жизни. День за днем под жестким надзором. Почти как в тюрьме. А теперь ты хочешь запереть ее в замке? Ваш замок, несомненно, великолепен, но он никогда не станет ей домом. По крайней мере, если ты насильно будешь держать ее в нем. Улле нужны друзья. Настоящие, живые, способные любить и сострадать. Улла должна научиться жить среди людей, а не наблюдать, как живут другие.

Я поняла, что переборщила, когда взгляд снежной стал почти испуганным и удивленным. Она походила взад — вперед и снова посмотрела на меня.

— Слово в слово, — передернула она плечами.

Мои брови чуть приподнялись, но спросить не решилась, впрочем, Сарин сама решила объясниться:

— Когда ты сказала, что: "Улла должна научиться жить среди людей, а не наблюдать, как живут другие", я вспомнила, как о том же ругались наши с Иллиной родители. До совершеннолетия, а у ведьм оно наступает в двадцать пять, нас с сестрой обучали на дому. Нам не позволяли гулять без присмотра и не разрешали дружить с соседскими детьми. Мама была убеждена, что дружба с ними испортить нас. Папа был светлым магом. Видимо, от него Эмиль получил свой слабенький дар. Папа, он всегда был мягче. Он говорил, что ведьмам нельзя быть отчужденными, им нужно научиться жить среди людей, тогда их не будут бояться и ненавидеть. Из-за этого они часто ссорились, но на стороне мамы всегда была бабушка и другие ведьмы, а на стороне папы только мы с сестрой.

Сарина подошла к постели и наклонилась так, что наши носы оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.

— Кто ты? — спросила она, а ее ледяные глаза засветились.

В комнате ощутимо похолодало.

— Рита, — поежилась я, испытывая невероятно сильное давление жуткого светящегося взгляда.

— Почему ты заставляешь меня вспоминать это? — прошипела Сарин, и воздух вокруг нее заскрежетал от мороза.

— Я не…, — замотала головой.

— Уверена?

На секунду бледное лицо превратилось в ледяную маску. Не фарфоровою, а белую венецианскую с живыми морозными узорами. Я заглянула в ее прорези, и с ужасом увидела то, что скрывала под собой человеческая форма. Не человек и не ведьма. Сквозь прорези ледяной маски на меня в упор смотрела ожившая стихия.

— Да, — медленно кивнула я, и нервно проглотила слюну, но подавилась и зашлась кашлем.

Старшая отстранилась так же быстро, как и приблизилась.

— Хорошо, — паром выдохнула Сарин, и взмахом руки, а точнее порывом ледяного ветра, настежь открыв дверь, вышла в коридор, но не ушла, а развернулась и еще раз внимательно на меня посмотрела, после чего таинственно обронила: — Я подумаю.

Сразу после ее ухода, вошел Ирон, — под дверями он, что ли караулил, — и сострадательно поинтересовался:

— Ты как?

— Мне нужно поспать, — выдохнула я устало, — И поесть. И даже не знаю, что больше.

— Твердую пищу тебе еще нельзя.

Маг присел на край постели. Взял со стола поднос и положил его мне на колени. На поднос поставил белый фарфоровый горшочек с ручками, из правой ручки вытащил скрученную в трубочку салфетку и положил рядом, а на нее водрузил маленькую душистую булочку, которую достал из кармана халата. На мой вопросительный взгляд коротко ответил:

— Бульон. Куриный, — и пояснил, — Улла специально для тебя готовила.

Я сняла крышку с горшочка и восхитилась изысканностью казалось — бы незамысловатого блюда. Нежно — золотистый с добавлением душистых трав, ароматный бульон заставил меня неприлично громко проглотить вмиг набежавшую слюну.

— А — а? — несколько раз сжала я правую руку, растеряв свой словарный запас, — Чем?

Ирон охнул и захлопал по карманам. Ложка нашлась в правом, и Ирон с облегчением вложил ее в мою руку.

— М — м, — замычала я, блаженно зажмурившись.

— Я им еще не сказал, — смущенно пробормотал маг.

— И правильно сделал, — ополовинив горшочек, кивнула я. Отложила ложку. Взяла еще горячую почти невесомую булочку. Подавила дикое желание тут же, сразу, запихать ее в рот целиком, разломила. Вдохнула аромат свежей выпечки и поняла, что этим я точно не наемся, но Ирон прав, к твердой пище мой желудок еще не готов, и безжалостно макнула дышащую жаром половинку в бульон.

— Но Тень, — между бровями мага пролегла глубокая морщина, — он знает, что ты проснулась. На кухне он сказал Улле, что все еще чувствует тебя. Что это значит?

От неожиданности я подавилась и сердито взглянула на него, но Ирон взгляду не поддался.

— Хорошо, — вздохнула я и отодвинула поднос, — Я расскажу тебе. Но сначала посплю.

Недовольно засопев, Ирон забрал поднос, и, пожелав приятных сновидений, вышел. Я вздохнула. Положила голову на подушку, подтянула одеяло и еще раз вздохнула. Но только я закрыла глаза, как провалилась в сон.

* * *