Сказка и быль. История русской детской литературы

«Смелая жизнь» (1905) повествует о замечательной Надежде Дуровой, участнице войны 1812 года, переодевшейся гусаром. Ее мемуары были опубликованы Пушкиным, но Чарская добавила некоторых вымышленных героев и событий. В результате получилась легенда с сильным романтическим оттенком. Чарская, вероятно, ощущала свое сходство с Дуровой, в ней она видела такое же стремление к самостоятельности и возможности развивать свой талант. Другая общая черта – привязанность к отцу-офицеру. В результате получилась увлекательная жизнь девчонки-сорванца, кавалерист-девицы, горящей патриотическими чувствами и мечтающей о военных приключениях. Дурова убегает из дома, от скучной и размеренной девичьей жизни, чтобы участвовать в войне с Наполеоном и добиться славы и наград. Кумир Дуровой, вдохновивший ее на подвиги, – Жанна д’Арк.

«Газават. Тридцать лет борьбы горцев за свободу» (1906) возвращает читателя в середину XIX столетия, когда на Кавказе велся «газават» – священная война против неверных. Отношения между двумя сторонами усложняются, когда сын кавказского вождя Шамиля Джемал попадает заложником к русским. Джемал оказался в трудной ситуации, когда подружился с русскими; он тянется к христианству и мечтает о мире между русским императором и кавказцами. Для него важно, чтобы русские правили Кавказом, потому что «они откроют нам путь к просвещению, научат нас цивилизации, сделают из нас культурный народ». В конце концов и его отец Шамиль взят в плен; теперь и он прозревает: «Я знал и прежде, что урусы храбры и дерутся, как львы. Но что они великодушны, это я узнаю теперь». Шамиль понимает, что христианство несет милосердие и добро. Капитуляция старого борца полная – ему возвращают свободу, назначают пенсию и приглашают встретиться с императором.

Некоторые сказки Чарской были собраны в книгу «Сказки голубой феи» (1909). Формально они опираются на европейскую традицию, в них видно влияние и народных сказок, и сказок Гофмана и Андерсена. Аллегорические фигуры Истины и Красоты учат любви, добру, верности и состраданию. Любое нарушение запретов и пренебрежение предостережениями ведет к ужасным последствиям. Чарская, однако, относится к работам предшественников творчески, привнося в сказки собственные оттенки. Как замечает Александра Матвеева, сквозная их тема – внутреннее перерождение. Избавляясь от дурных черт характера, переживая неизбежные неудачи, герой изменяется в лучшую сторону[214]

. Читатель следит за тем, как в персонажах Чарской зарождаются благородство души и гражданские чувства. Жалости и сострадания недостаточно, нужна еще и решительность. Библейские аллюзии помогают читателю понять, где искать идеалы.

Голубая фея, появившаяся в названии, рассказывает эти истории автору, а тот перерабатывает их для юного читателя. Во многих сказках сильнее, чем в других произведениях Чарской, чувствуется темная сторона жизни, бедность и страдание, несправедливость и жестокость. Иногда возникает конфликт между фантазией и реальностью, сказкой и явью. Роль доброты в несовершенном мире часто неочевидна, и не все сказки Чарской заканчиваются хорошо.

Только как поэт Чарская, по-видимому, не добилась признания читателя, ее поэзия осталась практически незамеченной. Сборник «Голубая волна» (1909) пронизан восхищением таинственной стороной природы, где рождаются сказания и легенды и присутствие Бога чувствуется особенно сильно. Повторяющиеся мотивы: четыре времени года, Рождество и Пасха, птицы и цветы, а также сироты, просящие милостыню, – появляются в стихах Чарской. В книжках «Веселая дюжинка» (1906) и «Смешные малютки» (1913), опубликованных в виде приложений к журналу «Задушевное слово», много стихотворений о куклах, игрушках, играх и зверушках. Дети играют в цирк, устраивают концерты, учат котят читать и играть на пианино, кидаются снежками и катаются на велосипедах. В стихах царят добрый юмор, бодрость и веселье.

Чарская была любимой писательницей детей и подростков, но критики к ней относились сурово. Самым ярым ее противником оказался Корней Чуковский, который в статье, написанной в 1912 году, не жалел яда, высмеивая Чарскую. Писательница предстает «гением пошлости», неким механическим устройством, которое выпускает книгу за книгой по заранее выработанной схеме[215]

. Стоит только нажать соответствующую кнопку – Ужас, Обморок, Болезнь, Злодейство, Истерика, Геройство – и получается новый роман Чарской. На каждой странице «истертые слова, истрепанные образы, застарелые привычные эффекты»[216]. Чуковский утверждал, что Чарская, говоря о красоте, таланте, храбрости или героизме, середины не знает и что в качестве главных героинь всегда выбирает только богатых аристократок.