Читаем Сказка из детства полностью

Баба Лена любила слегка кокетничать, с якобы совершенно равнодушным видом говорить, что «колядныкив нэ будэ ныни», не придут, значит, колядники, а сама ждала их с нетерпением. Иногда веселая компания и вправду задерживалась, и меня даже отправляли спать, но стоило мне улечься в постель, как слышалось за окном: «Бог Предвичный народився!» Какой тут сон! Пришли! Ура! Дед с бабой открывали дверь, и вместе с клубами морозного пара в дом вваливалась толпа, в которой были сплошь знакомые лица, но в этом момент все они казались мне необычными, загадочными, гораздо выше ростом, чем были на самом деле, в меховых шапках, блестящих от снежной пыли. Это колядники, а не обычные соседи! От них пахло морозом, печным дымом, табаком, и этот пьянящий коктейль ароматов обещал чудесное ночное приключение.

Выпив и закусив, компания затягивала еще одну колядку, а потом самый старший из колядников «винчував», то есть желал здоровья и благополучия на весь год. Колядники поднимались из-за стола, чтобы идти по домам и дальше. Я торопила родных собираться, суетилась, боялась, что уйдут без нас, поэтому деловито повторяла: «Скорей, скорей, в темпе вальса!» Почему именно вальса? Ведь вальс вовсе не быстрый танец, но для меня это звучало так солидно, по-взрослому, что я повторяла эту фразу без конца. Наконец мы выходили из дома. Я теперь тоже колядник! Я тоже часть этой волшебной компании, которая несет праздник и счастье.

Рождественская ночь встречала тишиной и тайной. Высоко висел яркий, точно нарисованный месяц, в его свете сугробы казались темно-синими, а по ним вспыхивали миллионы серебристых искорок. Темное высокое небо было расшито бесчисленными звездами, но мне казалось, что я вижу самую яркую, ту самую Вифлеемскую звезду, которая освещает пещеру, где Мария качает своего новорожденного сына, где осторожно дышат коровы и ослики, и от их дыхания младенчику становится тепло. «Радуйся, ой радуйся, земле!»

Наш поселок состоял всего из трех улиц. Мы жили на улице Мир-Труда, была еще улица Декабристов и улица Толбухина. Веселой гурьбой мы шли по скрипучему снегу к светящимся окошкам домов, колядовали, мужчины пели басом, громко — громко, иногда за их ревом не слышно было женских голосов. От горячего дыхания на меховых шапках и воротниках, на усах появлялся иней, и от этого колядники казались еще более красивыми и сказочными. Мои реснички тоже покрывались инеем и от этого становились похожими на веер, я раскрывала глаза шире, чтобы коснуться ими век и ощутить приятный холодок инея. Когда мы обходили дома в нашем поселке, то решали пойти в соседний, «на Финляндию». Так называли финский поселок, где тоже жили шахтерские семьи. Домики в поселке были одинаковыми, невысокими, с острыми крышами, построенными по финскому проекту. Путь «на Финляндию» довольно долог, надо было продвигаться гуськом по узким тропинкам, протоптанным в высоких сугробах, мимо мигающих «пирожков», бегущих по шахтной конторе, мимо мигающей елки, через огромную территорию шахты, через железнодорожные пути, по которым отправляли наполненные блестящим углем вагоны. Добравшись наконец до поселка, так же пели колядки под окнами, так же заходили в дома, где радушные хозяева угощали долгожданных колядников. Когда уже под утро мы чуть плелись домой по тропинкам, я с удивлением замечала, что дед Игнат, возглавлявший колонну, идет, пошатываясь, иногда слетая с тропинки и проваливаясь в снег по колено. Я жалела деда, вот ведь как сильно он устал, а баба Лена недовольно говорила, что он «муркает». Только потом я поняла, что, не имея возможности отказаться от предложенной «горилки», колядники порядком набирались, выпивая, пусть и совсем немного, в каждом гостеприимном доме, и путь домой для них был действительно тяжел.

Добравшись до дома, я ныряла в уют своей кровати и чувствовала, как от счастья кружится голова, как счастье своей пушистой лапкой щекочет в душе. Я быстро засыпала, а солнце уже поднималось, золотило сугробы и приносило новый день с радостями и чудесами.

Много лет прошло с того времени. Ушло детство в неведомые края, один за другим ушли колядники, ушли бабушки и дедушки. Мой родной город, затерянный в степях, заснеженный, скованный морозом, ощетинившийся терриконами, тоже кажется теперь не реальным, а словно приснившимся, словно спрятавшимся за полупрозрачную сказочную дымку.

— Да, сынок, я верю в чудеса! Непременно пойдет снег, мы налепим вареников, сделаем голубцы и холодец, включим гирлянду на елке и будем колядовать. Ведь чудо никогда не уходит, надо только увидеть его, ощутить, почувствовать, как мурлычет счастье на гладком шелке души. Потом зарыться носом в конфеты и мандарины — вот же он, знакомый сказочный запах, здесь, никуда не ушел, не испарился! Надо только отыскать ту счастливую девчонку с большими карими глазами, способную разглядеть, как подмигивают звезды. Ведь так важно, чтобы детского счастья хватило на всю жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне / Детективы
Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее