Сказка моей жизни

Утром в день нового года погода была с легким морозцем, но ясная, солнечная. Все обитатели усадьбы отправились в церковь, а мне больше хотелось побыть одному. Душа моя была настроена торжественно-празднично, и я бродил по саду, где тоже царствовала святая тишина… Я смотрел в будущее без страха, но и без всяких надежд. Это было единственное в моей жизни новогоднее утро, когда я не твердил про себя с детской верой желание, которое мне хотелось видеть исполненным в наступающем году. Минувший год все еще давил меня, как кошмар.

К обеду мы все были приглашены в соседнее именье Эспе, но я попросил позволения остаться дома, и в уединении мысли мои внезапно пробудились к деятельности, так что в голове у меня сложилась целая драма «Испанские гости». Когда вернулись обратно все домашние, я уже мог рассказать им эту романтическую драму в трех действиях сцену за сценой. Я отдался умственной деятельности, и на душе у меня стало легче.

Пьеса эта была поставлена на сцене королевского театра. Первое представление дало полный сбор, но настроение публики уже с самого начала приняло тяжелый, мрачный характер, так что мне самому стало казаться, будто я присутствую на каком-то похоронном торжестве. После падения занавеса аплодисменты смешались с шиканьем. При последующих же представлениях пьеса уже вызывала всегда единодушное одобрение. Публика ведь зачастую напоминает сырые дрова, что никак не могут разгореться. А может быть, причина неполного успеха пьесы крылась и в ней самой. Трудно вообще судить о деле, если лично заинтересован в нем, но опыт уже показал мне, что особенно строго судили большинство моих драматических произведений именно на первом представлении.

В продолжение года с лишком я не написал ни одной сказки, так я был удручен душевно. Теперь же, отдохнув на лоне природе, в милом Баснесе, среди свежего леса, у открытого моря, я написал «Блуждающие огоньки в городе», а несколько недель спустя, во время пребывания в роскошном Фрийсенборге, – «Золотой мальчик» и «В детской». Летние скитания я закончил у друзей своих в Христинелунде, и там я написал «Буря перемещает вывески». Чернила еще не успели высохнуть на бумаге, как я уже читал написанное своим друзьям и только успел кончить – поднялся страшный ураган, пыль взвилась столбом, и с деревьев посыпались листья. Природа как будто вздумала сыграть фантазию на тему моей новой сказки. Два дня спустя, выезжая из Христинелунда, я видел на дороге вырванные с корнем деревья. Вот так буря! Такая заставила бы поплясать и вывески! Говорят, что поэты идут впереди своего века, – я, во всяком случае, опередил бурю.

Скоро я опять был в Копенгагене, в своих маленьких комнатках, между своих картин, книг и цветов. Хозяйка моя была чудесная, практичная и очень образованная женщина; я прожил у нее восемнадцать лет, и у меня и в мыслях не было переменять квартиру. Но оказалось, что я был ближе к этой перемене, нежели предполагал. Сын хозяйки вырос за это время, сделался студентом, и ей понадобилось для него помещение получше. Она с сожалением объявила мне, что нам приходится расстаться, и, как это мне было ни неприятно, приходилось подумать о переезде. Один из давнишних моих друзей, датский консул в Лиссабоне Георг О’Нейл давно уже звал меня к себе погостить, но в Испании была холера, говорили, что она уже проникла и в Португалию, и я колебался. Наконец я решился ехать, но не сразу на юг, а пока что в Стокгольм, где я уже давно не был, к дорогим друзьям Фредерике Бремер и поэту Бескову.

Когда я прибыл в Стокгольм, оказалось, что и Бесков и Фредерика Бремер на даче, но, узнав о моем приезде, оба сообщили, что немедленно вернутся в город, а я пока решил съездить в Упсалу.

Поехал я не один, а вместе с одним милым семейством, с которым недавно познакомился в Копенгагене. В Упсале я вновь увиделся со всеми своими старыми знакомыми и друзьями, между прочим, провел в высшей степени приятный вечер у композитора Иосефсона, крестника Йенни Линд.

Упсальские студенты устроили в честь меня торжественный обед, который прошел очень оживленно и весело с речами, тостами и песнями. Я прочел три свои сказки: «Мотылек», «Ель» и Гадкий утенок». Меня наградили шумными аплодисментами, а затем студенты с пением проводили меня домой. Ярко горели на небе звезды, светил новорожденный месяц, ночь была тихая, чудесная, а на северной части неба вспыхивало северное сияние.

По возвращении в Стокгольм я нашел у себя в номере отеля приглашение пожаловать обедать в загородный королевский дворец Ульриксдаль, лежащий милях в двух от столицы, между лесом и скалами.