Сказка про монаха

Сражение почти никогда не бывает красивым. Просто потому, что первый пропущенный удар означает поражение, а как сказал один из Хунаньских учителей цюань-фа: «Если не пробил защиту противника за выдох, тренируйся с манекенами». Обычно, если искусство бойцов сильно разнится, то дело заканчивается еще быстрее. Только на сцене театра битва выглядит ярко и продолжается долго. На то и сцена.

Этот случай, как ни странно, оказался исключением. Несмотря на то, что толстый монах был изрядно пьян, а его молодой противник искусен во владении мечем, вполне оправдывая свое прозвище.

И-Жень, ожидавший удара, уклонился. Просто выгнулся назад, используя инерцию поворота для разгона чень-дао. В идеале оружие должно было развернуться вокруг точки, в которой стоял монах и угодить спинкой лезвия по ногам бандита. Хэшан же должен был сохранить равновесие и разгон для нового маневра… Первое получилось. Почти. Потому что И-Жень начал падать.

Молодой разбойник, подпрыгнувший, чтобы избегнуть удара, на миг потерял равновесие и не смог атаковать. А монах — когда древко оружия уперлось в землю, он не сопротивляясь падению просто заскользил вдоль рукояти вниз и, коснувшись земли, крутанулся в сторону. Уже поднимаясь, толкнул оружие вверх, запуская его в новое вращение.

Все это было сделано рефлекторно (справедливости ради, надо сказать, что слова такого И-Жень не знал). Ум же монаха был занят легким изумлением и хохотком (совсем не проявленным вовне). Единственная фраза, которую успел сформулировать хэшан, была: «Вот так-так… забавно…».

Цзянь-фэн оказался хорошим противником. Во всяком случае, он не боялся чень-дао, прекрасно знал его возможности, был гибок и быстр — придя в себя после едва не пропущенного удара, он одним прыжком он сократил расстояние разделявшее противников и ударил по древку алебарды. Ударил умело, не рискуя сломать цзянь, только отклоняя набирающее разгон оружие, навязывая иную траекторию.

Двое других бандитов, при виде такого, отошли в сторону и замерли, наблюдая схватку. Ли остался лежать, заливаясь кровью из головы.

Дзынь-дзынь-дзынь! Серию ударов пьяный хэшан парировал отступая, но раскрутить чень-дао и даже отвести его для замаха не смог, только отодвинул мечника, угрожая выпадом. И сам отступил. Противники стоили друг друга!

Новая серия — сверкание цзяня разбилось о глухую оборону. И опять никто из бойцов не получил преимущества — разбойник не позволил монаху разорвать дистанцию и использовать преимущества длинного оружия, но и сам не смог нанести удар.

Пьяный бродяга и молодой негодяй. Тупик. Выход из которого, похоже, зависел от того, как скоро кто-то из соперников выдохнется, или как скоро первый из них протрезвеет. Впрочем, запас алкоголя в утробе монаха был еще велик, и активное движение только способствовало его впитыванию. И-Жень становился все веселее. Внутренний смешок прорвался вдруг широкой ухмылкой навстречу горящему азартом взгляду Цзянь-фэна, и азарт последнего превратился в ярость.

Молодой человек отнюдь не был дураком. Гибельность ярости он понимал прекрасно. Но бороться с ней было так же гибельно, как и поддаваться ей. Рассудок, победивший чувство, бесплоден как сухая утроба старухи. Движения парня стали более продуманными и резкими. Как движения частей спускового механизма арбалета. Монах это не понял. Он ощутил. Как ощущают тепло и холод, сухость и влагу.

И-Жень засмеялся. Почему? Он не задавался этим вопросом. Просто засмеялся, как смеется в храме бронзовый веселый толстяк, пляшущий свой вечный танец. Ему понравилась игра. Отбить, обозначить угрозу… Обозначить? Нет! Угрожать! Здесь не место фальши! Инструменты должны играть разные партии, но вместе. Сменяя и усиливая друг друга… Сливаясь в единую мелодию.

Онемевшие свидетели вдруг поняли, что драка превратилась в танец. Быстрый, на грани невозможного, но слаженный танец. Шут и Воин. Смех и Гнев. Танец, в котором один дразнил и убегал, а второй догонял.

Первый понявший это бандит покрылся испариной. Он вспомнил, чем заканчивались редкие и тем более запоминающиеся представления бродячих актеров. Воин НИКОГДА не побеждал насмешника.

Понял это и противник И-Женя. Понял за миг до того, как нога его скользнула на потоптанной весенней траве… Юноша только распахнул глаза, когда его рука с мечом отклонилась от намеченной траектории… Зрачки его стали узкими, как игольные проколы — сильный удар сотряс кисть одновременно с ослепительным бликом лезвия… И изумленный парень откатился в сторону, не веря еще, что рука осталась целой!

Уже вскакивая, он сначала почувствовал, а потом и увидел — от благородного лезвия меча остался только короткий обломок.

И-Жень ощутил всю гамму его переживаний, в том числе и потрясение. И остановился, заученно завершив движение в новой стойке, с занесенным для удара оружием. В том, что удар будет смертельным, сомневаться не приходилось — парень не успел бы уклониться, и прекрасно видел это.

На поляне стало пусто: два других бандита шумно удалялись вниз по дороге, а Ли поднял залитую кровью голову.