В общем, вечер прошел просто отлично, Лика о таком дне рождения и не могла мечтать. Небольшой казус вышел только, когда стали собираться по домам. Официант счет принес почему-то не Лике, а Владимиру Владимировичу, и он очень быстро, не успела Лика и слово вставить, как оплатил счет. Лика пыталась, было протестовать, но Владимир Владимирович, произнес убедительную речь: типа, во-первых, его и Андрея никто не приглашал, во-вторых, они проштрафились с фейерверком, не зная, что именинница его не любит, потом вышел прокол с букетом, и еще привел кучу причин, почему платить должен он. На трезвую голову Лика, наверняка, нашла бы веские контраргументы, но поскольку тостов было очень много, причем таких красивых, за которые, грех не выпить – она не смогла парировать.
Когда вышли на улицу, чтобы ехать домой, оказалось, что, уезжать все будут тоже парами. На улице уже ждали три, заказанные машины. Лика, которая все привыкла делать сама, не могла понять, когда успели вызвать такси. Как и предполагала Лика, Светлана с Андреем на одном такси едут к Светлане, на другом – Юля с Сергеем тоже спешили к своим девчонкам, а третья машина была заказана для Лики. Но поскольку у нее было много вещей (подарки, букеты, и, главное, этот здоровый букет, для которого можно было заказывать отдельный транспорт) Владимир Владимирович сказал, что поедет с ней, поможет все занести в квартиру. В ресторан он приехал на личной машине, но поскольку хорошо выпили, за руль садиться было нельзя, Владимир Владимирович решил машину оставить, приехать за ней завтра. Лика чувствовала, она не догоняет, все идет по накатанной колее, из которой она не может выбраться, а, может быть, не хочет.
И вот, когда Владимир Владимирович, наконец, перетаскал все вещи и этот злосчастный букет в ее квартиру (кстати, пришлось искать ведро, чтобы его поставить), Лика просто, чисто, из вежливости, не рассчитывая, что он согласится, предложила ему выпить чашечку кофе. Такое впечатление, что он только этого и ждал, потому что поспешно, с радостью согласился. Надо сказать, честно, обрадовалась и Лика, ей так не хотелось, чтобы прекрасный вечер кончался. Она сварила кофе в кофе-машине, они сначала выпили кофе, потом откуда-то, как кролик из шляпы, появилась бутылка «Шампанского», Владимир Владимирович сказал, что на прощанье надо выпить на брудершафт. Но и, казалось бы, Лика должна была с гневом отвергнуть это предложение, но что-то пошло не так, и она согласилась.
– Подумаешь, ничего страшного, ведь я и так целый вечер называю его Вовой, ну, будем сегодня еще и на «ты», успокаивала себя Лика.
Но то ли, «Шампанское» ударило Лике в голову, то ли давно с ней рядом не было мужского плеча, последнее, что она еще с трудом контролировала, был поцелуй на брудершафт, который погрузил ее в пучину страсти. Случилось то, чего Лика не могла от себя ожидать. Она отдалась мужчине, которого знала всего несколько часов, отдалась без сопротивления, наоборот, кажется, проявляла инициативу, может быть, впервые ей этого так нестерпимо хотелось. И было так хорошо, как никогда не было раньше.
Утром, проснувшись, когда Лика ощутила у себя под головой крепкое мужское плечо, о котором она уже два или три дня страстно мечтала, она с ужасом поняла, что утро – не вечер, сейчас все будет по-другому. Она украдкой посмотрела на спокойно спящего Вову, нет сегодня он – уже точно не Вова, а ее будущий начальник – Владимир Владимирович, правда, фамилии его она не знала. И вот именно то, что она не знает даже фамилии мужчины, с которым провела ночь и проснулась в одной постели, добавило в эту «картину маслом» еще больше черных красок. Лика думала, как будет неловко и некрасиво, когда он проснется, увидит рядом с собой незнакомую женщину, может, он сразу не узнает ее, и не поймет, как он здесь очутился. Она лежала, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить его, не зная, как высвободиться из этой неловкой позы, в которой она проснулась – голова у него на плече, он как бы слегка обнимал ее во сне, а тела так плотно прижимались друг к другу. Уж хоть бы он пошевелился, или захрапел, тогда будет повод высвободиться из этих объятий, которые принадлежали вечеру, но никак не отрезвляющему утру.