Сказки

— Я там, в подвал одного смутьяна, батрака, запер, Яношем зовется. Ступай-ка, поучи его уму-разуму!

— Яноша?! — крикнула в испуге колдунья. — Приказывай, что угодно, батюшка, — все выполню, только бы с Яношем дела не иметь! Он меня не боится, над моим колдовством смеется… Ох, до чего я, бедная, дожила!

Нахмурился граф.

— Так, говоришь, он ничего не боится? Ну, тогда мы ему голову снимем, чтобы другим неповадно было!

А между тем слуги отвели Яноша в глубокий подвал и заперли в темной, сырой каморке, куда дневной свет проникал лишь сквозь узкую отдушину. Когда глаза немного попривыкли к темноте, стал Янош осматриваться. Видит — в углу что-то чернеется, каменных стен темнее. Подошел Янош, глядит, растет в том углу высокая, черная, как смоль, трава. Янош-то голоден был. Сорвал он листочек и принялся жевать. Стоит у отдушины, глядит на далекое небо и думает:

— Отчего я не муха? Вылетел бы отсюда через отдушину! Только он это подумал, побежали у него мурашки по всему телу, и не успел парень глазом моргнуть, как превратился в муху. Вылетел он в отдушину из своей сырой темницы и полетел над лугами, над полями. «Ну, вот я и на воле! — обрадовался Янош. — Как бы мне опять стать человеком?» Только подумал, как опять почувствовал, будто мурашки по телу забегали. И стал человеком, как прежде.

Вспомнился Яношу тот старик, с которым он повстречался на дороге, и понял Янош, что, сам того не ведая, нашел волшебную черную траву, ту, с которой человек во что хочет превратиться может. «Так вот оно что! — подумал Янош. — Ну, теперь, держись, ваша светлость!»

Еле-еле дождался он, пока стемнело. А когда взошла луна, обернулся Янош снова мухой и влетел в графскую спальню. Сидит и ждет. Вошел граф, разделся и улегся в кровать. А Янош подождал немного, и, как только в комнате раздался громкий храп графа, обернулся медведем.

И пошел медведь графа мять, с лапы на лапу перекидывать, со спины на брюхо перекатывать. А граф обмер со страху, увидев над собой оскаленную морду свирепого зверя. Когда медведь принялся его тискать и валять, граф стал так орать, что и мертвых на погосте поднял. А медведь знай его тискает да тузит, и ухом не ведет!

Сбежались слуги, у двери в спальню столпились, а войти не смеют: дверь-то на замке была. Стоят и из-за двери спрашивают:

— Что с вами, ваша светлость? Что случилось?

— Медведь! Медведь! — кричит граф. Переглянулись слуги, а один старый лакей и говорит: — Это ему снится! Столько всего за ужином съел!.. Немудрено, если ему привиделось, будто медведь у него на брюхе пляшет.

Засмеялись слуги, стали кто-куда расходиться, а граф уж и голос потерял, кричать не может. Видит медведь, что граф еле дышит, обернулся мухой и вылетел в открытое окно. А немного спустя, Янош, как ни в чем не бывало, уже храпел в графском саду, под деревом.

Удивились слуги, когда на утро нашли дверь в графскую спальню запертой. Стоят, у двери топчутся. Прислушались, а за дверью стоны слышны.

— Господин граф! — несмело позвал кто-то из слуг.

— Каторжники! О-ох! Разбейте дверь! — послышался хриплый голос графа.

Мнутся слуги, не смеют дверь разбить. Между собой совет держат, как им быть, кому дверь ломать, графа спасать. И слышат они снова, кричит граф, да так сердито кричит:

— Разбейте дверь, слышите?.. Хотите, чтобы я вам тыквы поразбивал, что у вас на плечах вместо голов растут?!

Стали слуги в дверь ломиться. Поналегли они, соскочил замок, и открылась дверь. Как вошли они в графскую спальню, ахнули: все-то в ней вверх дном, будто здесь всю ночь буря бушевала. Стулья и столы вверх ногами по полу разбросаны, ковры и занавеси все как есть на клочки порваны, полог у кровати, будто знамя боевое, — в клочья изодран, а на ковре осколки стекла лежат. А на полу граф валяется, рубаха на нем — одни клочья, а сам — одни шишки да синяки!

Позвали к нему фельдшера и аптекаря. Принялись те его лечить, разными мазями растирать, примочками обкладывать. А граф лежит, то стонет и охает, а то орать примется:

— Проклятые! Собаки! Поймать мне медведя! Подать мне сюда его шкуру! Не поймаете — с вас шкуры спущу!

— Видно, граф-то наш того, — покрутил фельдшер пальцами у головы, — рехнулся! — Но никто так и не мог понять, что за разгром был в графской спальне.

Дворовые люди шептались по углам, и каждый думал по-своему. Все они были рады, что нашелся кто-то и ненавистного графа так отделал, но что и как там произошло, этого они никак дознаться не могли.

Один только графский кучер стоит, слушает и смекает про себя: «Здесь дело нечистое!» Вспомнил он о запертом в подвале Яноше и подумал, что бедняга уже второй день не евши взаперти сидит. «Отнесу-ка я ему краюху хлеба, — думает. — У него, наверно, кишки от голода к спине прилипли! С каких пор человек взаперти сидит!»

Подошел он к отдушине, через которую в темницу свет падал, и зовет:

— Янош, а Янош! Янош!

Только, как мог Янош ему ответить, когда он в саду под деревом спал?!

«Вот я и говорю, нечистое тут дело!» — снова подумал кучер.