Сказки дальних странствий

Капитан был человек немолодой, вспыльчивый, но все же сначала попросил объяснения, и Нестеров объяснил: на пароход грузят мерзлую руду, плавание дальнее, в море руда оттает, обретет сыпучесть, и тогда стоит попасть в шторм, как может образоваться опасный крен, и потому есть один выход — надо ставить в трюмах переборки, способные удержать движение руды к одному борту, — так называемые шифтинги. А времени не было… Капитан спешил, дела у парохода складывались так, что он мог не выполнить план по грузообороту, потому-то и шифтингами пренебрегли, ведь на их установку нужно не менее восьми часов, а где их взять? Ходили без этих переборок, и ничего — просто надо идти поаккуратней. Но еще разгружать два трюма… Да с ума сошел второй помощник! И капитан взорвался. Он шумел в полную силу своих легких: вот, мол, присылают мальчишек, а они и дважды два сосчитать не умеют, и только мешают настоящей работе. Нестеров все это выслушал и положил на стол капитана расчеты. По ним выходило, что судно не выдержит и четырехбалльного волнения моря — оно может опрокинуться, и у второго помощника есть только один путь: если немедленно не приступят к разгрузке трюмов, он не поставит своей подписи под документами.

Капитан и без того был задерган всякими портовыми представителями — отход из порта всегда мука смертная для экипажа судна, а тут еще свой, едва прибыв на работу, ставит палки в колеса.

— Да плевать мне на твою подпись! — вскричал капитан.

— В таком случае, — сказал Нестеров, — я не смогу пойти на судне, которому грозит явная авария.

После этих слов капитан подвел Нестерова к трапу и сказал:

— Дорогу видишь? Ну вот, и иди, иди, иди…

И Нестеров пошел. Сначала к портовым властям и заявил: «Уран» нельзя выпускать из порта. Нестерова выслушали, но в это время по каким-то причинам было не до него. Тогда он пошел в пароходство. Пока ходил, пока сидел в приемных на скамеечках, «Уран» ушел, а через три дня работники пароходства сами пригласили к себе Нестерова и сообщили ему, что он уволен из-за невыполнения приказа. Не выйти в море — для штурмана серьезное нарушение.

Прошло около месяца, и город потрясла весть: «Уран» опрокинулся во время шторма; правда, к нему быстро подошли спасатели, но все же погибло семь человек и среди них капитан. Когда комиссия разбирала причины аварии, то нашла в документах рапорты Нестерова. Его восстановили на работе, более того — в приказе пароходства подчеркивалась его правота и накладывались серьезные взыскания на тех, кто не прислушался к предупреждению второго помощника.

…Он пришел к нему вечером, без телефонного звонка — знал, что Петр дома. Ему открыла мать и так вскрикнула, что Петр выскочил из комнаты в прихожую. Даже при тусклом свете лампы, вправленной в железный абажур наподобие старинного газового фонаря, Петр сумел разглядеть, что друг его постарел: на лбу еще розовела незажившая рана; наверное, этот, еще свежий шрам останется у него на всю жизнь. Нет, это не было возмужанием, хотя в двадцать семь лет еще все впереди для моряка, он именно постарел… Они вошли в комнату, и он попросил у Петра выпить; сел, сжав крепкие, прокаленные пальцы со множеством отметин от ударов металла в один большой кулак, и стал рассказывать… Он выскочил на палубу из каюты, где отдыхал после вахты, когда пароход резко накренился на правый борт; капитан дал команду перекачать бункер и воду на другой борт, и все были спокойны, все верили: вот-вот сейчас перекачают и пароход выправится. Но он еще больше накренился, и тогда дали SOS, но все еще не верилось, что им действительно нужна помощь. Он пошел к себе в каюту и на всякий случай надел шерстяной спортивный костюм. Хотя вода в море была градусов двадцать, но он знал по рассказам, что все равно, если долго находишься в такой воде, то тело начинает мерзнуть; и только он это сделал, как прозвучала шлюпочная тревога…

Одна шлюпка сорвалась и ушла в море — матросы, видимо, психовали, когда ее спускали, — вторую спустили нормально, он попал в нее. Долго не заводился мотор, — это же надо: два дня назад проводили учебную тревогу и все шло отлично, а тут, как нарочно, сплошные неполадки; он сразу понял, в чем дело с мотором — все-таки механик, — и через две минуты он у него заработал.

Они шли нормально мили четыре, потом их шлюпку подбросило на крепкой волне и перевернуло. Он плыл долго, сколько — точно не знает, потому что время от времени терял сознание, но те, кто его спас, — это были рыбаки, — говорят, он плыл два часа; возможно, это так и было. Он не видел, как затонул «Уран», слышал только, что опрокинулся быстро.

Теперь он должен объяснить, почему пришел к Нестерову, как только оказался в городе. Дело в том, что когда он лежал в госпитале, то дал себе слово — обязательно найдет Нестерова, потому что считает себя перед ним виноватым; в экипаже не знали второго помощника, а он знал, они вместе учились в мореходке и вместе прежде плавали; он знал, что Нестеров хороший моряк, но он первым назвал его трусом, когда тот отказался пойти вместе с ними в море из-за неправильной загрузки…