Сказки для магов

      Отлежался Гам, подлечил бока помятые, разрешил все свои недоумения - вспомнил наконец, кто он такой и что ему на роду написано, - и отправился слушателей искать. Обошёл сказочник островок раз, другой, но не нашёл ни единой души человеческой, только выглядывают из-за кустов, да из-под камней глаза горящие да уши любопытные.

      Сел Гам на полянке лесной солнечной и задумался крепко:

      - Как же так? Всю жизнь по свету странствую, и всегда было у меня что рассказать, и всегда было кому меня послушать. Что рассказать, я и теперь найду, да кто же в этом краю бесчеловеческом меня слушать будет? - и заплакал слезами горькими. Ведь сказочники, как известно, без слушателей жизни своей не мыслят, печалятся, в задумчивость чрезмерную впадают и гаснут потихоньку, ибо некого им освещать светом сказочным.

      Однако пропадать во тьме и несказанности Гаму не хотелось. Осушил он слёзы, поразмыслил и решил: раз природою слушателей на острове этом не создано, придётся ему самому о слушателях позаботиться. И надумал сказочник зверей лесных, птиц поднебесных да гадов морских языку человеческому обучить. Трудна была задача его, да ради себя чего ж не сделаешь?

      Стал Гам зверей, гадов да птиц приманивать, прикармливать и беседовать с ними от рассвета до заката. Только солнышко взойдёт, твари божии проснутся - учитель тут как тут, в глаза заглядывает, за ушком треплет, пёрышки разглаживает и говорит им языком человеческим о любви и ненависти, о силе и слабости, о юности и старости...

      Проносились дни, утекали годы - но ни звери лесные, ни птицы поднебесные, ни гады морские языка человеческого так и не освоили. Приуныл тогда Гам: как же выполнить ему предназначение своё, никаких условий для этого не имея? Помолился Богу, спросил совета у равнодушного моря, прислушался к облакам - и решил: раз твари языком человеческим овладеть не могут, так наAчится он сам рычать, свистеть и шипеть, как они: со смыслом и пониманием.

      Стал Гам с птицами перекликаться, со зверями перерыки-ваться, с гадами пересвистываться. Только солнышко взойдёт, твари божии проснутся - ученик тут как тут: пёрышки пригла-жи-вает, за ушком треплет, в глаза заглядывает, общаться пытается.

      Жители же островковые поверглись в изумление великое: куда делся голос ласковый, смысл обещающий? Они ведь было свыклись уже с существом странным, двуногим, поющим вкрадчиво, как вдруг пропали песни - и что объявилось? И рычит вроде правильно, и свистит похоже, и шипит старательно - но вот и рык, и свист, и шип кривобокие у него какие-то получаются, половину смысла глотают, половину провирают. Посочувствовали звери лесные, гады морские и птицы поднебесные Гаму, попытались вернуть его на путь песен мелодичных, но не понял сказочник тяги тварей к красоте невыразимой, и вскоре махнули на него - кто хвостом, кто лапами, а кто крыльями - все жители островка. И хотели они теперь только одного: чтобы оставил их учитель-мученик в покое.

      А Гам всё бродил по островку в поисках слушателей благодарных, воспринимающих и пламени его сказочного жаждущих. Состарился он на том островочке, согнулся весь, поседел, и речь его, прежде стройная, гладкая, стала полурыком, полусвистом, полушипом да полусловом... А когда обнаружил сказочник, что все свои сказки подзабыл и перепутал, вышел на рассвете на песчаный берег, вытряхнул из заветного узелка труху словесную, попрощался с океаном да с облаками - и утопился в собственной тоске.