Но наверно, я все равно буду скучать по солнцу.
Разве есть что-то прекрасней этих густых летних закатов, когда небо окрашивается во все оттенки багрянца, от насыщенно-оранжевого, до светло-розового? Или трепетных рассветов, когда чувствуешь рождение нового дня, а краски такие чистые и светлые?
Но теперь мне навсегда останется лишь синева ночи, пускай она больше и не так темна.
Эш молчал, не зная, с чего начать, что говорить. Да и не было таких слов, что могли бы исправить свершившееся.
Сделать меня снова человеком.
– Так будет всегда? – Наконец, первой спросила я, не в силах сдержать накатившего отчаяния.
– Нет, – все так же стоя спиной, Эш покачал головой так сильно, что его волосы пришли в полный беспорядок, – жажда нестерпима только первые несколько лет. Потом ты научишься ее контролировать.
И он снова махнул головой, словно для убедительности. Это было странно, стоять вот так в нескольких шагах от него, и видеть каждую прядь, каждый волосок так четко, будто он находится прямо передо мной.
– Звучит обнадеживающе. Но пока я не научилась, то могу кого-то растерзать?
– Да, – горько ответил он. – Пока тебе лучше не встречаться с людьми, иначе ты никогда не сможешь себя простить. Поэтому я убрал из замка всех слуг.
В голосе его звучала странная тоска.
Словно для него никто не сделал подобного, и он не смог сдержать себя, о чем долго жалел. А может и жалеет до сих пор. Кто знает, какие люди оказались с ним рядом на тот момент? И насколько они были дороги ему.
Чего точно не скажешь о тех несчастных слугах, которых он убил вместе со мной, но которые больше не оживут.
Я прикрыла глаза, стараясь справиться с охватившими меня эмоциями. Может теперь Эш и сожалеет об их гибели, вот только сделал он это не потому, что не смог справиться с жаждой, а в порыве злости. И, на мой взгляд, это хуже.
– Хоуп, – наконец заговорил Эш, все так же не поворачиваясь ко мне. – Сейчас я скажу тебе кое-что и прошу, не перебивай. Кажется, я открою свои эмоции кому-то в первый раз за почти тысячу лет с тех пор, как стал вампиром.
Я невольно охнула.
Тысяча лет. Как же он стар. А сколько тогда графине?
А Эш продолжил, не дожидаясь моего ответа, словно боясь передумать:
– Наверно, ты права. Ты была права во всем. С тех пор, как Ольга обратила меня, она внушала мне мысль, что вечность это дар, а жестокость к людям есть сама суть любого вампира. Что нельзя быть немертвым и при этом не убивать людей. Да, она чуть мягче, чем был граф, но она достойная его ученица. И об этом говорит уже то, как холоднокровно она убила его. Он был чертовски жесток и любил пытать людей… хотя речь сейчас не о нем.
Он замолчал, и я тоже не проронила ни звука и даже не шевелилась, боясь спугнуть эти его откровения.
Наконец, когда мне уже показалось, что больше он ничего не скажет, Эш проговорил дрожащим голосом:
– Когда я только обратился, жажда мучила меня так же, как и тебя. И я… Ольга не сочла нужным как-то меня остановить, или просто быть рядом со мной в этот момент. А я, обезумев от жажды, перегрыз горло своей племяннице. И теперь это будет преследовать меня вечность.
Да. Я оказалась права. И я бы тоже не смогла простить себя, если бы причинила кому-то вред.
– После этого я еще пытался как-то сохранить в себе остатки человечности, но граф и Ольга… не позволяли мне этого. И чем сильнее я просил их пощадить кого-то из людей, тем больше они мучили его на моих глазах. И я пришел к выводу, что лучше спрятать все это в себя как можно глубже. Я замкнулся ото всех вампиров. Я притворялся таким же, как они, но я всегда отпускал своих гостей. А потом появилась ты…
Он шумно вздохнул и снова замолчал, пытаясь справиться со своим голосом.
Да, выходит графиня еще большее чудовище, чем я предполагала.
Не знаю, каким она была человеком и сколько ей лет (хотя она наверняка старше Эша), но теперь мне очевидно – в ней не осталось души. И, кажется, я начала понимать, почему он так старательно скрывал все человеческое внутри себя.
– Сначала то, как ты обошлась с Рамоной, огрев ее лопатой… это заставило вступиться за тебя. Рамона, она… если бы она была только некрасивой, то это не задевало бы меня. Но графиня обратила ее по ошибке, и после этого Рамона пыталась доказать ей свою пригодность быть вампиром. Она была слаба сама по себе, но с удовольствием мучила людей, став хорошей ученицей Ольги. И я не мог отдать тебя ей. И… – он перешел на шепот. – Прости за Роксану. У меня не было возможности спасти ее.
Из моих глаз снова брызнули слезы и, хотя я все еще не видела Эша, уверена, он сейчас так же плакал.
Роксана… еще одно деяние графини, которому нет прощения. Ведь она легко могла спасти ее.