Сказки и были Безлюдных пространств

– Оно не такое, как раньше. Оно – генератор энергии и даже не соединяется с кровеносными сосудами. Просто силой энергополя гонит кровь по замкнутому кругу.

– А говорили, что будет живое, не искусственное…

– Оно и есть живое. Но не такое, как у землян. Такое, как у нас.

– А… зачем?

– Ну, дорогой мой, земного было не найти. Да и к чему оно? Это не хуже… И с земным ты просто не выживешь, когда попадешь туда, к нам.

– А если я…

– Что?

– Ну… если я все-таки передумаю? Если захочу остаться здесь? – Шурка сам не знал, зачем говорит это. Он ведь не хотел остаться. И все-таки… – С этим, с вашим сердцем я смогу жить здесь?

Гурский, кажется, не удивился.

– Сможешь… А сможешь сделать и так: вынешь его из груди, и тут же, немедля, вырастет у тебя земное сердце. Ведь способность к регенерации у тебя о-го-го какая! Поверь, я не шучу… Но можно это будет лишь тогда, когда отыщешь те весы. Балансир.

– Но он точно никому не повредит? – все-таки еще раз спросил Шурка.

Гурский потрогал его сильно отросшие волосы.

– Я тебе обещаю: в любом случае ничего не произойдет без твоего согласия. По крайней мере, из-за нас. Мы же не враги.

…Потом был запах мартовского снега. Аэропорт. Долгий полет над облаками. Незнакомый город, незнакомый старый дом, незнакомая баба Дуся.

Она без церемоний расцеловала мальчишку.

– Ну вот, хоть будет с кем на старости лет нарадоваться белому свету.

Шурку сопровождал неразговорчивый Кимыч. Бабе Дусе он сухо сообщил:

– Думаю, с таким внуком вам обеспечено долголетие, сударыня… деньги и документы придут по почте. Всего хорошего. Полушкин, связь – как договорились… – И ушел.

И Шурка стал жить здесь. Спокойно. С нарастающим интересом к тому, что вокруг. Правда, совсем уже другой Шурка, внук бабы Дуси.

Гурский вызывал всего два раза. Просто так, обменяться парой слов. Ни о чем не спрашивал, ничего не поручал…

Прошлое возникало в памяти не часто. Лишь сегодня, на дворе у Платона, вдруг рванулось горькими слезами. Но, наверно, это последний раз.

А голубая планета Рея опять засверкала перед Шуркой алмазными гранями. Как вспыхивающий в космической дали бриллиант!

Да, она все-таки есть.

Но и она была не самой главной радостью.

Посверкала и… словно ушла за горизонт. За пустынные Бугры, густо поросшие иван-чаем…

Глава III. Стальная игла

1. Бугры

Все шестеро собирались вместе почти каждый день. Чаще всего на дворе у Платона, под навесом. Здесь было что-то вроде штаба.

Шурка натянул между столбами веревку, подвесил на ней несколько звонких железок и дюжину бутылок. В бутылки налил воды: где на донышко, где на треть, где до половины – для разницы звучания. В общем, подобрался нотный ряд. Заглавной в этом ряду – нотой «до» первого регистра – была круглая бутылка из-под ликера «Глобус».

На таком вот «ксилофоне» Шурка сыграл сперва «Танец маленьких лебедей», потом «О, мое солнце». Вспомнил прежнее умение. Ник принес губную гармошку и ловко подыграл Шурке. С крыльца услышала самодельную музыку Вера Викентьевна. Пришла под навес со старенькой мандолиной. И получилось трио! Быстро подобрали несколько мелодий – от «Турецкого марша» Моцарта до «Веселого ветра» из фильма «Дети капитана Гранта»…

И потом долго радовались, вспоминая неожиданный концерт.

Впрочем, радовались не только музыке, а вообще – солнцу, лету. Друг другу.

Они были теперь словно молекула из шести атомов. Между атомами всегда прочная связь, и каждый нужен друг другу.

То, что между Шуркой и Женькой есть еще и дополнительная ниточка, принималось с молчаливым пониманием…

Хорошо им было вместе, наверно, еще и потому, что у каждого «атома» по отдельности – вне «молекулы» – в жизни было далеко не все благополучно.

У Женьки, например, после нескольких месяцев замужества вернулась домой старшая сестра – с «большим животом» и горьким убеждением, что «все на свете мужчины – подлецы и чудовища».

У Ника страдал от неприятностей отец – его «подставили» на работе, сунув на подпись какие-то поддельные накладные. До суда не дошло, но к следователям отца потаскали, а теперь он искал новую должность.

У Тины – свои заботы: дома неподвижно лежала после инсульта бабушка.

У Кустика появился недавно молодой красивый отчим, и матери нынче было явно не до сына.

«Зато говорят, что в августе возьмут меня на Балтийское взморье… А мне вовсе не хочется! Хорошо, что август не скоро…»

Только у Платона семейная жизнь была, кажется, без осложнений. Может быть, потому, что родители на машине укатили к родственникам в Ярославль. Платон остался с Верой Викентьевной, с которой жил душа в душу.

– А почему тебя не взяли в Ярославль? – однажды спросил осторожно Шурка.

– Что значит «не взяли»? Сам уперся: не поеду, и все. В Ярославле я раз десять бывал. На Буграх летом в тыщу раз интересней.