Сказки и были Безлюдных пространств

– Смотрите, он сам к нам подбежал!.. И еще – вот! Я совсем не боюсь! – Он взял кроличьи уши и концами пощекотал свои ребра. – Убедились?

Женька встала. Погладила кролика.

– Какой симпатичный. Правда, Шурка?

– Да, – неловко сказал Шурка. Он все еще лежал.

Платон пригляделся.

– Купался, да? Волосы и плавки мокрые…

Шурка сел. Сказал честно:

– Я нырнул с мостика. И чуть не отдал концы. Хорошо, что Женька помогла.

Платон никогда не старался быть строгим командиром. И здесь не стал делать долгого выговора. Только вырвалось у него:

– Вот дубина! Я же говорил, что опасно!

Шурка покаянно сопел. И Платон добавил еще. Но тихо:

– Один раз уже помирал. Еще захотелось?

Шурка повесил голову. Все насупленно молчали. Чтобы уйти от тягостной виноватости, Шурка погладил по ушам крольчонка.

– А куда его теперь?

– Пускай бежит к маме, – с торопливой веселостью откликнулась Тина. – Пойдем домой и по дороге отпустим. Там, где взяли.

Этот разговор стряхнул со всех неловкость. Заспешили, натягивая одежду. Потому что и правда пора домой. Ник сказал, что крольчонка надо отпустить немедленно.

– Иначе я его слопаю живого, так есть хочется.

Шурка почувствовал, что и он просто помирает от голода. Несмотря на все переживания.

Он заплясал на песке, натягивая шорты, привычно тряхнул их, чтобы проверить: на месте ли отвертка? И обмер. Не было в кармане привычной тяжести.

И не могло быть! Ведь нырял-то он с отверткой за поясом, а вынырнул… ну ясно же, без нее!

Шурка кинулся на козырек моста. Упал там ничком, свесил голову.

Отвертка лежала на расчищенных от ила кирпичах. Вернее, стояла торчком – деревянная ручка была как поплавок.

Шурка опять лихорадочно скинул штаны.

– Ты куда! – Платон ухватил его за локоть. Подоспели и другие.

Шурка дернул руку.

– Я сейчас… Там отвертка осталась. Мне ее… обязательно надо… Я быстро!

– Рехнулся, – сказал Платон. – Тут же глубина. Кажется, что дно близко, а на самом деле…

– Да нет же! Я уже доныривал!

– Не смей, – железно сказал Платон.

И Шурка понял, что не посмеет без разрешения.

– Ну, Платон… ребята… – Он почувствовал, что сейчас разревется. Как-то все пошло наперекосяк. Разом. – Ну, пожалуйста…

Платон двумя рывками сбросил шорты и рубаху. Шагнул на край.

– Не надо… – пискнула Тина.

Платон ласточкой ушел в воду. И все замерли над кромкой обвалившегося моста.

Тело Платона в темной воде казалось зеленоватым. Он опускался долго. Значит, в самом деле глубина была больше, чем казалось сверху…

Вот он дотянулся до деревянной ручки, изогнулся, как в кино про Ихтиандра, сделал взмах руками, будто крыльями… И наконец показалась над водой его голова. И кулак с отверткой.

– Держи…

Шурка лежа дотянулся, взял. Платон выбрался на песок. Шурка принес ему одежду. Виноватый и благодарный. Платон глянул искоса:

– Хоть бы рассказал, зачем она тебе. Для чего таскаешь с собой?

– Я… расскажу. Потом… Потому что… – У Шурки застревали слова.

Не боялся он выдать тайну. И плевать ему на запрет Гурского! Но ведь… если начнешь рассказывать одно, потянется следом и другое. До конца. Про все. И про то, какой он… И не понятно, чем тогда все кончится… И вообще ничего не понятно! Страх в груди, вот и все!

Как тут объяснишь?

– Я… после. Вы не думайте, я же…

– Да ладно! – небрежно перебил его Платон. – Не хочешь – не говори. Никто же тебя щипцами за язык не тянет… Каждый имеет право на тайны, верно, ребята?.. Пошли!

Вот и конец.

Не было ни ссоры, ни драки. Даже обидных фраз вроде бы не было. Но сразу сделалось их не шестеро, а пятеро и один.

Так же, как раньше, шагали они через бурьян, иван-чай и плети мышиного гороха. Так же весело перекликались… Выпустили крольчонка, он ускакал, встряхивая ушами. Все помахали ему руками. Кроме Шурки.

Пошли снова. Шурка шагал словно с холодным булыжником в груди.

Женька пошла рядом.

– Шур… ты чего?

– Так…

– Ты не расстраивайся.

Он собрал остатки ершистости:

– Я и не думаю!

Женька отстала. Ну вот! Порвалась последняя ниточка…

Нет, не совсем порвалась. У калитки Платона, когда все говорили друг другу (и Шурке, кстати) «пока» и «до завтра», Женька сказала жалобно:

– Шурчик, ты в порядке?

– Увидимся позже… – горько хмыкнул он. И пошел к трамвайной остановке. Не потому, что не хотел разговаривать. Просто снова, второй раз за сегодня, испугался, что разревется. Ко всем бедам не хватало еще и такого скандала!..

Но раз он так ушел – будто все оборвал! – теперь и Женька, наверно, не захочет его видеть…

В мире Великого Кристалла происходила трагедия – крошечная, но такая же страшная, как гибель галактики. Для бесконечного пространства все равно: что галактика, что молекула. А молекула из шести атомов рассыпа?лась неудержимо…

Впрочем, пятеро будут жить без Шурки как прежде.

А он – как без них?

Как без Женьки?..

Шурка добрел до остановки, сел под железным навесом на скамью из реек. Напротив сидела девочка лет пяти и ее красивая молодая мама. Счастливая девочка со счастливой мамой…

Шурка вытащил отвертку. Отпечатал на ладони узорчатую звездочку-снежинку… И резанула его досада!

Почему на свете все так нелепо! Подло!

Гурский прав был – ничего хорошего нет на Земле! Скорей бы на Рею!