Сказки и истории

– Раздел кулинарных рецептов – это даже почетнее, чем обложка, – высказался Персик. – Ему уделяют больше внимания. А некоторые люди даже вырезают оттуда статьи и наклеивают в тетрадку. Я точно знаю, что так бывает.

На этом дискуссия угасла. О Персике было известно, что он стоит дороже, чем все остальные фрукты на блюде вместе взятые. По крайней мере, в этом сезоне.

Впрочем, спорить было особо не о чем. Фотографируют для журнала? Что ж, это приятно. А в какой раздел картинку поставят – не наша забота, лишь бы не выбросили, – так думали фрукты. Или примерно так.

– А может быть, все-таки не для журнала? – робко спросило Яблоко пять дней спустя. – Слишком много снимков они сделали. И не останавливаются. Щелкают и щелкают.

– Просто ты не знаешь, как работают настоящие художники! – оживился Мандарин. – Из тысячи кадров хорошо если один получится как надо – так они думают.

– По-моему жуткая глупость, – вздохнул Банан.

– Ну да. Все, что выходит за пределы нашего понимания, проще назвать глупостью, чем попытаться осмыслить, – язвительно сказала Груша.

Вообще-то она была не в духе. Давешнее пятнышко на боку значительно увеличилось в размерах. От полного отчаяния Грушу удерживал лишь тот факт, что Банан к этому времени весь покрылся коричневыми пятнами, а состояние Персика было еще хуже. Он держался бодро и не жаловался, но все видели многочисленные темные вмятины под бархатистой кожицей. Такое даже от посторонних не скроешь, а уж от тех, кто всегда рядом, и подавно.

Прошла еще неделя.

– Странно. Они продолжают нас фотографировать, – сказало Яблоко. – Казалось бы, мы выглядим хуже некуда, а они продолжают. Я не понимаю…

– Думаю, этот фотограф – авангардист, – неуверенно предположила Груша. – Или сюрреалист. Или что-то в таком роде. Ему нужна красота увядания.

– Что ж, если так, нам повезло! – оживился Мандарин. – Значит мы попадем в журнал про искусство. А наши снимки продадут за огромные деньги. Мы будем жить в веках, представляете?

– Хорошо бы, – мечтательно вздохнуло Яблоко. – А то как-то глупо жизнь сложилась. Даже не съел никто. И семечки в землю не попали. Обидно.

Остальные фрукты молчали, потому что успели сгнить. Яблоко и Груша покрылись темными пятнами, но еще как-то держались, а Мандарин выглядел просто прекрасно, только немного подсох и сморщился. Впрочем, его соседки догадывались, что от сочной оранжевой мякоти уже мало что осталось. Мало ли что шкурка в порядке.

Съемки закончились только через несколько дней. Пленку смонтировали и принялись озвучивать фильм.

«Обычно фруктам требуется две недели, чтобы сгнить, – говорил голос диктора. – Однако если снимать один кадр в четыре секунды, а потом прокрутить изображение на обычной скорости, весь процесс, с точки зрения зрителя, займет всего тридцать секунд. Видите? Забавно, не правда ли?»

Страшная сказка про жизнь

За черным-черным лесом в черной-черной яме сидит черный-черный ребенок. Из его черного-черного глаза течет черная-черная слезинка.

Иногда к ребенку приходят прекрасные сущности, заоблачные и подземные, вперемешку.

– Чего ревешь? – спрашивают. – Что случилось-то?

– Я, – шмыгая носом, отвечает малыш, – сын человеческий.

И буквально захлебывается ревом.

От стыда.

Это была страшная сказка про жизнь, спасибо за внимание.

Страшные сказки про людей

Про Галю, Наташу и виртуальную любовь

В университете со мною учились две девочки, Наташа и Галя.

В тех редких случаях, когда мне удавалось заставить себя посетить лекцию, они почему-то неизменно оказывались где-то поблизости. Как я понимаю, нас роднила привычка устраиваться в задних рядах.

Это, конечно, потому, что знания нам были до фени. Меня в ту пору все больше занимали всякие глупости, вроде экзистенциального ужаса, а девочек, понятно, любовь.

Но любовь у девочек была не простая, а, можно сказать, виртуальная.

Галя была влюблена в киноактера Никиту Михалкова, а Наташа – в киноактера Андрея Харитонова (он играл главную роль в умеренно культовом фильме начала восьмидесятых «Овод», если кто помнит).

Как существа творческие, Галя и Наташа не удовлетворялись безобидной мастурбацией в девичьих горенках (черт их знает, может, и вовсе пренебрегали такой возможностью). Вместо этого они писали лирические истории о своей виртуальной счастливой жизни с возлюбленными. Именно этим они и занимались на лекциях вместо того, чтобы впитывать знания, или, на худой конец, мирно бездельничать. Потом они обменивались текстами, читали, обсуждали.

До поры до времени, смысл происходящего был мне неясен. Мы с моим экзистенциальным ужасом и без того неплохо проводили время, читая бледные перепечатки «Тибетской Книги Мертвых» и прочую дивную метафизическую хренотень. Девочки Галя и Наташа казались мне идеальными соседками: тихие, бледные, красивые, они мне совершено не мешали, а, напротив, услаждали остекленевший от древней мудрости взор.

Но в один прекрасный день случилось Культурное Событие.