Сказки и предания алтайских тувинцев

Если монгольский вариант (21) представляет собой сильно редуцированную версию, другие варианты (12, 20) представляют собой более широкое развитие сюжета. За воспитанием детей приемными родителями здесь следуют дальнейшие приключения (добывание волшебных предметов и чудесной невесты — с использованием многих соответствующих мотивов), которыми две завистливых сестры стремятся воспользоваться для того, чтобы все-таки погубить детей младшей. Казахский вариант (12) содержит, кроме того, мотивы из № 19 [завещание отца (приемного отца) и снабжение сына (приемного сына) конем в богатой сбруе у места, где погребен труп отца].

Вариант (5) представляет собой вступительную часть версии о Бокту-Кирише и Бора-Шээлей (ср. № 11), которая в расширенной форме была рассказана И. С. Шириненом: три сестры, спасаясь бегством от мангыса, встречают трех ханских сыновей и выходят за них замуж. Выполняя свое обещание, младшая рожает мальчика и девочку — у обоих золотая грудь и серебряная спина. Искалеченная и изгнанная, она находит со временем своих детей на берегу далекого моря, где их воспитал владыка моря. Они получили имена Бокту-Кириш и Бора-Шээлей. На такую же контаминацию (N9 21 и 11 нашего сборника) указывают некоторые особенности варианта (2): детей, спущенных на воду в ящике, находит охотник; брат отправляется на состязания, предшествующие сватовству, и после состязаний Куроусту Хаан превращает его в камень; сестра отправляется туда же, принимает участие в борьбе и в качестве награды требует оживить ее брата (ср. N9 11). Мотив превращения брата в камень Тасшиларом, отцом девушки, к которой сватаются, встречается в казахском варианте (12), где избавление от чар и свадьба совершаются благодаря вмешательству приемного отца. Наша сказка включена в фабулу еще одного варианта № 11 нашего сборника (ТТ II, с. 127), — правда, в другой последовательности. Тувинским вариантом (3) является третья и последняя часть трилогии — история внука заглавного героя Тевене Мёге Баатыра. Весьма разнообразен вариант (8), записанный Катановым и опубликованный Шерхунаевым; он отличается от других и своим характером: старший бог хочет жениться и выбирает младшую из трех сестер, пообещавшую родить двух сыновей: одного — с золотой, а другого — с обычной человеческой грудью. Двух мальчиков, родившихся сначала, помогающая при родах бабка отдает богачу, заменив их собачками. Когда рождается обычное дитя человеческое, бог, считающий себя обманутым, бросает мать и ребенка, зашив их в бычью шкуру, в море. Они спасаются и поселяются на берегу моря. За свою шапку из травы сын получает волшебные предметы (топор, который сам строит юрту; укрюк, защищающий от трехсот солдат бога; мешок, который кормит). Он побеждает солдат бога, освобождает братьев, оказавшихся великанами, от богача. Выкормленные матерью, они становятся обычными людьми — бог остается без детей и без солдат.

Интересен и очень древний элемент сказки — фигура властительницы судьбы с лицом, испещренным глубокими морщинами, которая сгребает воду и камни и заставляет хана искупить грех своих нечеловеческих поступков (таким образом осуществляется и желание младшей сестры, высказанное в начале сказки) и лишь затем возвращает ему жену и детей. Она живет по другую сторону моря, что направляет внимание на те варианты, в которых дети воспитаны владыкой моря.

Образ властительницы судьбы сочетает в себе черты божества земли (ср. внешнее сходство и сходство функций с тибетской Матерью всех Сабдагов, которую называют и Хранительницей земных врат или Старой матерью гневной — см.: Мифы народов мира, „Тибетская мифология“ и „Сабдаг“) и богов-демиургов (ср. сгребание камней, земли и воды; у сагайцев с помощью этой манипуляции девять создателей сотворяют героя — РаОлов. Образцы I, с. 154). Связь подобной деятельности с управлением судьбой, как в этой сказке, наличествует и в узбекской сказке „Хузно- бад“ („Волшебный рубин“, с. 7), где рассказывается о старике с седой бородой, который „достает из воды камешки, что-то ищет на них и снова бросает в реку…“ и при этом говорит: „Я людям судьбу определяю“). Здесь тувинская сказка, несомненно. отражает архаические представления, присущие очень ранним слоям общей культуры народов Центральной Азии (подробнее об этом см.: Taube. Auffalhge kulturelle Paralleien, и в Предисловии).

22. Мальчик с тысячью буланых лошадей (Вариант I)

(Мунг хоор джшгылыг оолак)

Записано от 69-летней рассказчицы Ноост 7 июля 1969 г. в Оруктуге.

Нем.: Taube, 1978, с. 268, № 54.

Ср. AT 315А II–IV, 316; ср. TTV 220; ср. ММТ 111 U-IV); АА* 313 1, 314.

О распространении и пр см. коммент. к № 23, который является расширенным вариантом этой сказки.

23. Мальчик с тысячью буланых лошадей (Вариант II)

(Мунг хоор джылгылыг оолак)

Рассказано Ч. Галсаном (Ш. Джурук-уваа), 23 лет, 17 сентября 1966 г. в Улан- Баторе; записано им же.

Нем.: Taube, 1977, с. 85.