Сказки моего детства и прочая ерунда по жизни (Неоконченный роман в штрихах и набросках)

Суслик-это славное животное, с которого началась моя охотничья карьера. Правда, я не помышлял об этой самой карьере, когда ставил примитивные петли из медной проволоки в норки в ста пятидесяти метрах от своего дома. Животное это довольно безобидное, но его считали отчего-то вредным и добывали различными способами и платили даже какие-то деньги за шкурки, впрочем, весьма незавидные, но, по моим понятиям, не многим уступающим по качеству беличьим; хотя беличья шкурка мягче и теплей, но зато мездра у неё не такая прочная, так что достаточно собаке сильнее хватануть зубами зверька, как на шкурке вы обнаружите плешину. Подобного казуса вы не будете иметь со шкурками сусликов, хотя она совсем не ценится, кроме того, зимой они залегают в спячку, так что в лучшем случае вы сможете иметь невыходную летнюю шубку этого зверька, если, конечно, в целях эксперимента, не станете долбить мерзлую землю под полутораметровым слоем снега. Но, думаю, что это вам не доставит удовольствия и тем более, материальной выгоды. Так что, с точки зрения охотника, суслик не является добычей, но не для пацанов. В общем-то, другой добычи, кроме сусликов, в обозреваемых окрестностях тогда не было, но охотничий инстинкт во мне, как и в моем брате, были заложены природой, так что в шесть-семь лет отроду я был уже охотник, хотя весьма неопытный, но охотник. Я этого не подозревал, как и не подозревал, что когда-нибудь возьмусь писать обо всем этом безобидные и немного грустные рассказы, имея довольно натянутую тройку по русскому языку в школе. Вот этот, с точки зрения добычи, самый легкий зверь, располосовал мне руки по первое число. Таких увечий мне не наносил ни один зверь, ни дикий, ни домашний, хотя в двадцать лет, развлекаясь, я заламывал трехсоткилограммовых быков, держа их за рога; хотя во мне тогда было веса не более шестидесяти пяти этих самых килограммов, запросто валил и резал годовалых свиней, но никогда, кроме легких царапин и содранной кожи на руках, не имел увечий. Впрочем, меня однажды цапнул за ногу барсук, но это было скорее от моей невнимательности, поскольку я был глубоко убежден, что он мертв. Впрочем, меня защитили брюки и надетые под них трико, так что кроме небольшого синяка на икрах, никаких заметных ссадин я не имел. Суслик же разделал мне руки, как говорится, под орех. У меня до сего дня ещё видны шрамы на больших пальцах от его зубов, конечно, я бы, при нынешней опытности, не допустил этого, но тогда.

Впрочем, хватит вступлений. В те времена, где некогда жил я, а теперь живет мой отец, был пустырь, образовывая большую поляну, тянущуюся от совхоза, аж до самого З-кого леспромхоза. На этой поляне громоздились железобетонные конструкции, которые сплошь поросли травой. Их свалили туда, видимо, из-за ненадобности. Одну из сторон этой поляны образовывало кладбище, тогда уже готовящееся к закрытию, поскольку дома уже строились за ним, занимая эту самую поляну. По другую сторону, прямо против кладбища, тянулся забор совхоза, а четвертая обозначалась огородами околотка, под названием "Сельэнерго", состоящий из нескольких домов образующих одностороннюю улицу и упирающуюся в подстанцию опутанную проводами. Вот именно у этой подстанции и на этой поляне обитало не очень многочисленное сусличье племя. Они не любили распаханных полей и разного рода низменностей, а тем более лесистых участков, но подобных мест уже оставалось немного в окрестностях З-й. Так что я охотился уже на последних из диких могикан отряда грызунов, которых после редко встречал, так как за ними усиленно гонялись не только пацаны, но и лисы, довольно многочисленные в окрестностях, как и коршуны, которые устраивали большие гнезда на разлапистых соснах, в которые некоторые, особо шустрые искатели приключений мальчишеского племени, изредка заглядывали, прихватывая иногда их малолетних хозяев, с чем я был не согласен ни тогда, а тем паче сейчас.