Сказки об Италии и не только… (сборник)

БЕССЕМЁНОВ. Нет – то! К вам ходят гости… целые дни шум… ночью спать нельзя… Ты на моих глазах шашни с постоялкой заводишь… ты всегда надута… а я… а мы с матерью жмемся в углу….

АКУЛИНА ИВАНОВНА (врываясь в комнату, жалобно кричит). Голубчики! Да я ведь… родной ты мой! Разве я говорю что? Да я и в углу!.. и в углу, в хлеву! Только не ругайтесь вы! Не грызите друг друга… милые!

БЕССЕМЁНОВ (одной рукой привлекая ее, а другой отталкивая). Пошла прочь, старуха! Не нужна ты им. Оба мы не нужны! Они – умные!.. Мы – чужие для них…

ТАТЬЯНА (стонет). Какая мука! Какая… мука!..

ПЕТР (бледный, с отчаянием). Пойми, отец… ведь глупо это! Глупо! Вдруг, ни с того ни с сего…

БЕССЕМЁНОВ. Вдруг? Врешь! Не вдруг… годами нарывало у меня в сердце!..

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Петя, уступи! Не спорь!.. Таня… пожалейте отца!

БЕССЕМЁНОВ. Глупо? Дурак ты! Страшно… а не глупо! Вдруг… жили отец и дети… вдруг – две правды… звери вы!

ТАТЬЯНА. Петр, уйди! Успокойся, отец… ну, прошу…

БЕССЕМЁНОВ. Безжалостные! Стеснили нас… Чем гордитесь? Что сделали? А мы – жили! Работалистроили дома… для вас… грешили… может быть, много грешили – для вас!

ПЕТР (кричит). Просил я тебя, чтоб ты… все это делал?

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Петр! Ради…

ТАТЬЯНА. Ступай вон, Петр! Я не могу, я ухожу… (В изнеможении опускается на стул.)

БЕССЕМЁНОВ. А! бежите… от правды, как черти от ладана… Зазрила совесть!

НИЛ (широко распахнув дверь из сеней, останавливается на пороге. Он – с работы. Лицо у него черное, закопченное дымом, измазанное сажей, руки тоже грязные. Он в короткой куртке, промасленной до блеска, подпоясан ремнем, в высоких грязных сапогах по колено. Протягивая руку, он говорит). Дайте поскорее двугривенный, извозчику заплатить!

Его неожиданное появление и вдруг раздавшийся спокойный голос сразу прекращают шум в комнате, и несколько секунд все молчат, неподвижно глядя на него.

(Он замечает впечатление и, сразу сообразив в чем дело, с улыбкой сожаления говорит.)

Н-ну-у! Опять баталия!

БЕССЕМЁНОВ (грубо кричит). Ты, нехристь! Куда пришел!

НИЛ. А? Куда?

БЕССЕМЁНОВ. В шапке! Шапку…

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Что, в самом деле? Грязный лезешь прямо в горницы… ишь ты!

НИЛ. Да вы двугривенный-то дайте!

ПЕТР (дает ему деньги и вполголоса говорит). Иди сюда скорее…

НИЛ (с улыбкой). На помощь? Трудно приходится! Сейчас!

БЕССЕМЁНОВ. Ишь! Вот он!.. Тоже – всё с рывка, с наскоку… Тоже нахватался где-то… чего-то… Уважения нет ни к чему на свете…

АКУЛИНА ИВАНОВНА (подделываясь под тон мужа). И впрямь… Сорванец какой! Таня, ты поди… поди в кухню… в кухню! скажи Степаниде – обедать…

Татьяна уходит.

БЕССЕМЁНОВ (угрюмо улыбаясь). Ну, а Петра куда пошлешь? Э-эх ты! Глупая старуха! Глупая ты… Пойми, я не зверь какой! Я от души… от страха за них… от боли душевной кричу… а не от злости. Чего же ты их разгоняешь от меня?

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Да я ведь знаю… голубчик мой! Я знаю все… да жалко их! Мы старые с тобой… мы – таковские! Куда нас? Господи! На что нас? А им – жить! Они, милые, горя-то от чужих много увидят…

ПЕТР. Отец, ты, право, напрасно… волнуешься… Ты вообразил что-то…

БЕССЕМЁНОВ. Боюсь я! Время такое… страшное время! Все ломается, трещит… волнуется жизнь!.. За тебя боюсь… Вдруг что-нибудь… кто нас поддержит в старости? Ты – опора нам… Вон Нил-то… вишь какой? И этот… птица эта, Тетерев… тоже! Ты сторонись их! Они… не любят нас! Гляди!

ПЕТР. Э, полно! Ничего со мной не будет… Вот, подожду еще немного… потом подам прошение…

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Подай-ка ты, Петя, поскорее, успокой отца…

БЕССЕМЁНОВ. Я в тебя, Петр, верю, когда ты вот так говоришь… рассудительно, серьезно… Верю, что ты жизнь проживешь не хуже меня… Ну, а иной раз…

ПЕТР. Ну, давай, оставим это! Будет… Подумай, как часто у нас бывают такие сцены!

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Голубчики вы мои!

БЕССЕМЁНОВ. Вот еще Татьяна… эх! Бросить бы ей это училище… Что оно для нее? Одно утомление…

ПЕТР. Да, ей надо отдохнуть…

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Ох, надо!

НИЛ (входит раздетый, в синей блузе, но еще неумытый). Обедать скоро будем, а?

Петр, при виде Нила, быстро выходит в сени.

БЕССЕМЁНОВ. Рожу-то умыл бы сначала, а потом об еде спрашивал.