Сказки Пятиречья

Сэмери еще раз окинул взглядом пустые окна лекарских палат и школы, с удовлетворением оглядел перестроенный дворец, теперь действительно сверкающий белым, и сел в карету. Лошади зацокали копытами, провозя его по восточной дороге мимо домов мастеровых. Когда-то только сектор по правую руку принадлежал ремесленникам, в левом же жили воины, а потому там было больше конюшен и открытых площадок, которые крестьяне приспособили под свои нужды.

Чем больше отдалялась от дворца карета, тем чаще встречались обжитые дома. То тут, то там мелькали деловитые фигуры: люди торопились выпустить коров в общее стадо. Слышались типичные деревенские звуки: крики петухов, гоготанье гусей, мычание и блеяние. Время от времени какофония сдабривалась крепким словечком или визгливым выкриком, падением чего-нибудь тяжелого и звонкого или детским плачем. Сэмери проезжал мимо крестьян быстрее, чем они успевали выйти к дороге и поклониться ему. Но он знал, что они делают это ему вслед: тихо, безропотно, искренне.

За городом было чудо как хорошо. Повсюду зеленела сочная трава, деревья шелестели молодой листвой. Пахло свежестью, цветущей черемухой и еще немного – водорослями. Сэмери даже позволил себе немного высунуться из окна, чтобы насладиться этим сочетанием.

- К морю ехать? – истолковал по-своему это движение кучер.

- Нет. Холодно еще для морских прогулок.

Вообще-то, Эрвингалар любил море, и прохладный ветер его не пугал. Но в такое солнечное утро стоять на берегу моря и не иметь возможности искупаться в нем из-за нестерпимо холодной воды – было пыткой. Вот через месяц, когда прибрежные воды прогреются, он непременно приедет сюда снова, чтобы пробежаться по воде. Да-да, именно пробежаться: у самого берега вода отчего-то была ужасно горькой и соленой и оттого очень плотной, и легкая поступь эльва позволяла ему пробежать по поверхности метра три, прежде чем упасть. А еще морская вода была куда прозрачнее, чем в речушках, озерах или колодцах, и казалась обманчиво неглубокой, в то время как до дна было так далеко, что не хватало ни сил, ни дыхания, чтобы до него доплыть. Правда, русалкам это удавалось, ну так то русалки: они и тяжелее, и с хвостами.

Эрвингалар с сожалением проводил взглядом сверкнувший меж двух холмов кусочек моря. Карета свернула на север, к старому поселению. Через четверть часа ушей сэмери достиг все тот же деревенский гомон. За окном слева проплыло стадо пятнистых коров, потом потянулись чьи-то поля с пушистыми гребнями озимых. Мальчишки с гиканьем промчались мимо, выгоняя к озеру гусей. Все было так знакомо, так старо. Эрвингалар ощутил укол жалости к себе. Он жил здесь как в клетке. Огромной, добротно сделанной, но – клетке. Он не мог покинуть этого места, не рискнув жизнью. Иногда он представлял, что путешествует: что Долина указывает ему путь, и он едет на родину отца, в Элву. Или что бурные пороги Врат замерзают, и он поднимается по ним, как по чудовищной лестнице, чтобы увидеть Лисс или Армар.

Но дворец не отпускал его. И снаружи тоже никто не приходил. Лишь однажды каким-то чудом сквозь Туманную долину прошла юная эльвелла. Сэмери тогда почти поверил, что ее привела сюда судьба. Но девушка покинула его, поняв, что ей предстоит разделить с ним вечность в клетке. Последний раз он видел ее на тропе к Эллерскому озеру. Он ждал, что она одумается, ждал весь день. А потом полночи выкрикивал ее имя у границ Туманной долины. Но никто не откликнулся.

Пойти за ней он не мог. Пойти за ней – означало рискнуть жизнью ради собственной выгоды. Он не мог этого сделать. Ведь он – сэмери, Королевский слуга. Единственный потомок Тамиладу. Единственная надежда мира. И он остался здесь, в клетке.

«Ты назвала меня трусом, - подумал он, глядя на север. – Но где же теперь ты сама, смелая девочка? Почему не приходишь снова, если все преграды для тебя нипочем?»

Чем ближе сэмери подъезжал к селению, тем мрачнее становились его думы. Да и Туманная долина, чей темный силуэт замаячил у северного края гор, не улучшала его настроения. Он уже почти решил повернуть обратно и съездить-таки к морю, чтобы развеяться, но тут его внимание привлек старый храм. Тамиладу рассказывал, что в храмах душа человека отдыхает. Эрвингалар помнил, как отец приезжал сюда. Он всегда заходил в храм один и не звал с собой сына. И что бы Тамиладу ни говорил про отдых души, выходил он оттуда всегда со следами слез на лице.

Сэмери бывал в храме пару раз, в детстве – скорее из любопытства, нежели от необходимости. Здесь не было служителя, и здание было еще более заброшенным, чем Белый город. Впрочем, и здесь какое-то древнее заклятие держало камни на своих местах, иначе крыша давно бы обрушилась, став большим курганом для тела Создательницы и Фиаэла.

Сэмери вышел из кареты и прошелся вдоль стен. Южная сторона вся поросла долинным мхом, и он тихо гудел, подставляя пушистые зеленые спинки солнцу. Эрвингалар улыбнулся и погладил мох. Тот добродушно завибрировал. Все как в детстве.