Сказки под глинтвейн

Мы сидели у меня дома. Я пролистывал страницы электронной книги на ноутбуке, а Рич рядом шуршал одной из энциклопедий. Вокруг царил такой бардак, как будто табор цыган искал золото в книжном шкафу, в результате чего этот шкаф выпотрошил, образовав Эверест из книжных груд на полу.

Рич бесился, но терпел. Через четыре часа, когда мы оба тёрли глаза и готовы были уснуть лицом в книги, он сказал — Гиблое дело, брат. Я всегда молчал, но теперь говорю открыто: тема бездоказательная. Неужели ты так…

— День за днём, все 5 лет, — кивнул я.

— Либо ты сумасшедший, либо прав, — задумчиво сказал он. Неожиданный вывод. Я поднял глаза на Рича и задумчиво потёр подбородок.

— Я согласен быть кем угодно, лишь бы отыскать единство, — медленно проговорил я, возвращаясь к чтению.

— Эта цель… когда ты её себе поставил? — спросил Рич, устроившись на полу, и подложив под голову какой-то том. Понятно, читать надоело, потянуло на разговоры. Или он действительно хочет понять? Я отложил ноутбук в сторону и ответил

— Когда услышал от матери, что люди слишком разные, чтобы понять друг друга и жить в мире до конца времён. Странно, что ты раньше не спрашивал.

— Думал, сам расскажешь, — пожал плечами Рич, — Знаешь, весь курс считает тебя психом, — хихикнул он.

— Ого!

Я был удивлён. Я настолько ушёл в книги, свой поиск и сдачу зачётов, что совершенно забыл об окружающем меня мире и людях. Вернуть к действительности меня мог только Рич и то ненадолго. Что он и делал с завидным терпением и регулярностью.

— А ты, если честно, тоже готов выписать мне направление в психбольницу? — я повернул голову к другу. Шея сильно затекла, и это движение далось мне с трудом и болью.

— Псих ты или нет, но я тебя уважаю за то, что ты прёшь вперёд к своей цели, и тебя ничто не способно остановить, — ответил друг, — Правда, меня частенько бесит, что ты как глухонемой, с трудом возвращаешься в реальность, — хмыкнул Рич.

— Спасибо, друг! — С чувством сказал я.

— Было бы за что, — устало улыбнулся Рич, — Ладно, — тяжко вздохнул он и поднялся со своей «подушки» — В бой!

Мы поменялись местами — теперь он за ноутбуком, а я за книгами. Минут через пять друг подал голос, — Знаешь, лимерики немного похожи на частушки… — заметил Рич, сам себе удивляясь.

Я ошарашено посмотрел на него.

— На приличные. — Уточнил Ричард.

— На приличные — да, — улыбнулся я, — но цели разные: частушки поют, чтобы только посмеяться.

— А лимерики зачем читают?

— Лимерики и нонсенсы читают детям не только для смеха, но и для того, чтобы дети выучили бесконечные правила этикета, и в то же время, знали чувство меры в этом. По крайней мере, я так понял.

— Знаешь, так начнёшь читать эти нонсенсы, лимерики, бессмыслицы — и стереотип об английской чопорности и излишней серьёзности вылетает из головы.

— Да. Это вообще полный бред. О чопорности. Это успешно доказывает не только детская литература, но и британские актёры. Такой же бред и то, что абсолютно все русские пьют, курят, устраивают дебоши в заграничных отелях и умеют изъясняться только на пальцах, когда дело доходит до общения с иностранцами.

— Ну, тут уж… одна треть русских точно такие.

— Но не все же.

— Почти все, кто попадает в поле зрения иностранцев на отдыхе.

Тут мне нечего было ответить. Рич не стал дальше спорить, и мы углубились в чтение.

*****

Прошло ещё…честно, я не помню, сколько ещё прошло. Когда я вместо страниц и монитора посмотрел в окно, там брезжил рассвет. Рич спал, закрыв лицо книгой. На коленях у него лежала другая книга. Уже на автомате, и особо не вникая в свои действия, я взял её и стал читать то, что бросалось в глаза:

«Художник — варвар кистью сонной

Картину гения чернит.

И свой рисунок беззаконный

Над ней бессмысленно чертит.

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуёй,

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой.

Так исчезают заблужденья

С измученной души моей

И возникают в ней виденья

Первоначальных, чистых дней»

— «Возрождение «…Пушкин… — машинально заметил я, и уже собирался кинуть книгу в одну из груд на полу, но тут я вспомнил одну вещь.

Мы с Ричем специально отбирали книги, касающиеся русского фольклора, сказок и английской детской литературы. А тут Пушкин. И я понял бы, если бы это были его сказки. Но стихотворения? Получается, книга сама перекочевала в нагромождение отобранной нами литературы. Это знак, в этих строчках заключён ответ на мой вопрос. Надо только подстроить образы под ситуацию!

Я наверно выглядел безумным, потому что, когда Рич проснулся и увидел меня, он сказал

— Всё, съехал.

— А? — отозвался я, возвращаясь на грешную землю и с трудом соображая, что от меня хотят.

— Слушай, давай прогуляемся, и зайдём куда-нибудь поесть. У тебя же опять сосиски или суп с рыбой? — скривился он