Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ)

—  Какой путь, какое благословение? — мурлыкнул Баюн. — Этот ирод чуть нас всех не положил.

—  Погоди-ка усатый, — Яга шикнула на кота. — Чего говоришь, дочка? Благословения?

—  Мысли просто. — отмахнулась я.

—  Видать, не просто! — старая ведьма оторвала меня от любимого и сунула в руки потрепанную книгу с былиной. — Баюн, буди супостата!

—  Зачем? — Кощей сурово свел брови.

—  А затем! — Яга щелкнула его по носу. — Любое проклятье может благословение извести. Только идти оно должно от самого сердца, в котором есть доброта да любовь.

—  Вот это мне совсем не по нраву, — голос суженого заиграл волнением.

—  А тебя кто спрашивал?! — разошлась Яга. — Буди, Баюн!

—  Я ведь и в жабу могу... — угроза Кощея вышла слишком неубедительной.

Яга только ехидно сощурилась, мол, много вас таких страшных землю топтало. Баюн не стал дожидаться третьей просьбы и ловко вскочил на грудь Яра. Вышли из мягких лап когти, цепко впились в рубаху колдуна, каплями крови ткань окрасилась.

Задышал Яр чаще, заворочался. Спрыгнул Баюн с груди молодецкой да зачихал, зафыркал.

—  Он нам тут беды не наделает? — кот между делом поглядывал на ведьму. —Даже цепей не набросили.

—  Знай — буди, — холодно кинула Яга. — Он в этих стенах и шикнуть лишнего не сможет.

Успокоившись, кот продолжил будить Яра, то и дело вскакивая ему на грудь, оставляя алые отметины.

Чем дальше уходил от колдуна сон, тем сильнее билось мое сердце. Ляпнула о благословении, а что делать-то не знала. Ладони вспотели от волнения. Только крепче сжимала старинную книгу, стараясь выровнять дыхание.

Не одна я в комнате тревогой заходилась. Взгляд любимого кожей чуяла. Ледяной моросью катились его чувства по моему сердцу. То не ревность молодецкая — страх потерять навсегда только что вороченное.

—  Одолели все же, паскудники, — открыв глаза. Яр сообразил, что он в полоне.

—  Тебя, пса. надо на куски порубить и свиньям скормить, — злобно зарычал Бессмертный.

—  Поруби-поруби! — поднимаясь на локтях, заорал Яр. — Все одно твое царство разорю! Тебя и девку твою по миру пущу!

—  Ах ты, гадина языкастая! — Кощей дернулся в сторону Яра.

Яга ухватила моего жениха за рукав и, нахмурив брови, гаркнула:

—  Цыц! Разошлись, что петухи в курятнике! Вася, чего встала?!

Ноги будто вросли в пол дубовыми корнями. Жаром, холодом, холодом да жаром обливалось тело. Кровь в жилах бежала, что речка горная. В ушах сердце слышалось, в голове страх звенел. Да как же к нему подступиться?

—  Дочка, ты его лучше всех знаешь, — словно издалека звучал скрипучий голос Яги. — Он все тот же, проклятый только!

«Все тот же, все тот же...» — повторяла про себя. Наконец, сделав первый шаг к Яру, уже смелее зашагала. Упав перед ним на колени, раскрыла книгу и, не глядя на страницу, отшвырнула от себя.

—  Ярка. — хотела в голос, но вышел шепот, — ты ведь прежний — я знаю.

Колдун смотрел мне прямо в глаза, и не было в его взгляде ничего от кузнеца Косисельского.

—  Решила доброй обернуться? — ухмылка заиграла на его губах. — Убить меня хотела, со свету сжить... — Ладонь самозванца дернулась в попытке сотворить морный шар, но чары Яги надежно сковали его силы.— Вот как... — Яр опрокинулся на пол и, глядя в потолок, широко улыбнулся.

—  Помнишь, как мы с тобой в Косиселье на речку бегали рыбу доставать? — сама не ожидала, что припомню прежнюю жизнь. — Тетка Фекла тебя за это ругала на чем свет. Дома-то дел тьма у меня...

—  Пойди прочь, — зашипел Яр.

—  ...А еще мы с тобой в кузнице могли днями напролет спорить, расцветет папоротник на Ивана-Купалу или нет. В избе у тебя тогда домовой разошелся, всю посуду переколотил, а я его усмиряла. Помнишь?..

Здоровенная рука Яра потянулась к моему горлу, и его пальцы сжались, лишая возможности говорить.

—  Убью, собаку! — вопль Кощея вперемешку с шиканьем Яги ударили в спину.

—  ...А как жили в Глухомани? — слова с трудом выходили из горла. — Хороший у нас был дом. Правда, хороший?..

Ненавистью, злобой, болью, отчаяньем наполнялся взгляд друга. Разрывалась душа, не умещая воспоминания и проклятье.

—  ...Я тебя помню, Яр. — почувствовав, как пальцы колдуна слабеют, старалась удержать кашель. — Помню и никогда не забуду. Пусть эта память живет и в твоем сердце, в том мое благословение.

Положив ладонь на запятнанную кровью грудь друга, всей душой пожелала, чтобы хоть маленькая часть воспоминаний осталась в нем. Тогда все равно было, уйдет проклятье или останется. Слезы выступили на глазах и покатившись по щекам. Сильнее этого желания нет ничего и быть не может.

Засветились на лбу Ярки руны старинные. Черным светом замелькали на белой коже, оставляя ожоги. Вскричал друг, от боли скорчился в муках. Ладонь не отрывала, только без конца шептала: «Помню тебя. Ярка, помню...»

Покатились письмена проклятья, словно пот с головы друга, да в воздух взмыли. Покружив под потолком пару мгновений, устремились к книге с былиной. Вспыхнули страницы синим пламенем, дрогнули терема Кощеевы вместе с подвалами, и тихо сделалось.

—  Проверь его, Яга, — жених скоро подобрал книгу с пола.