-А это уже как сама пожелаешь. Захочешь видеть – с сумерками, когда солнце горизонта коснется, зайди в лес да попроси свет-траву дорогу указать к своему корню. На эту полянку и придешь, вмиг доведет, будто полянка эта сразу у тебя за домом находится. Только вот не захочется тебе возвращаться.
Ей почудилось, или она уловила грусть в голосе нового знакомого?
-Почему же?
-Сорви цветок.
Мирела лишь слегка дернула за тонкий стебель, а цветок уже был у нее в руках, невесомый и теплый. На его месте, там, где прятался в траве корень, тут же вытянулся новый стебелек с набухшим бутоном.
-К ночи зацветет, – сам себе сказал Эмерик и еще раз посмотрел на девушку, усмехнулся – смотри! Вот я какой!
Мирела ахнула и призвала себе на помощь все свое мужество, чтобы не убежать – там, где у всех людей начинаются ноги ноги, тянулось из земли змеиное тело, невидимое ею раньше из-за яркого сияния свет-травы; переливаясь яркими янтарными чешуйками, длинный змеиный хвост вылез на поверхность, .
-Так вот почему ты всю ночь стоял в одной позе… – запоздало догадалась она.
Парень грустно улыбнулся:
-Я – Эмерик, царь этих лесов. Наполовину человек, наполовину змей. Вряд ли придешь ты ко мне еще, не по нраву людям то, что я не такой, как они.
-Приду, – не минуты не сомневаясь, ответила девушка, – приду обязательно. У иных тело человеческое, а сердце змеиное, а у тебя вместо ног хвост чешуйчатый, зато душа добрая.
"И к тому же ты очень красивый, и этой красоты не испортить никакому хвосту", – закончила она мысль, но вслух высказывать ее не стала.
Легко и свободно, буквально за несколько шагов, добралась Мирела домой. На все вопросы отвечала коротко – заблудилась, в лесу пришлось ночевать, ну а то, что платье порвала – не удивительно, по корягам да оврагам лазать.
Только стали с той поры замечать – что ни сумерки, Мирела в лес идет. И вроде у самого краю ходит, на виду, а пойдешь за ней – не догонишь. Зайдет за дерево, только была – и уже нет ее.
Словно на крыльях улетела.
Свет-траву Мирела никому не показывала, как Эмерик учил. И с той самой встречи разделились для нее дни и вечера.
Днем она по-прежнему отцу помогала, дом вела, за хозяйством смотрела, а как наступал вечер, не ходила больше с подругами рукодельничать да песни петь, а шла прямиком к лесу, к Эмерику. Предлоги для того, чтобы в лес пойти, завсегда находились – то за грибами, то травки какой сорвать, то хворост кончился…
Показывал Эмерик ей лес, в самые заповедные места водил, из таких, где не ступала охотничья нога, и олени, не ведая того, что человека надобно бояться, ластились к девушке и позволяли себя гладить.
Мирела только диву давалась, глядя на то, как открывал перед ней лес свои тайны.
Казалось бы – обычный камень, а подошел Эмерик, тронул навершие – и открылся ход; корни, будто своды во дворце, сплелись над их головами, а в подземелье светло, словно днем, комнаты богатые, убранные, ковры, из трав сплетенные, на стенах; зверушки мелкие будто лакеи, так с снуют под ногами, услужить норовят.
И ходов таких в подземное жилище у Эмерика – сотни. Только людям они неведомы, незаметны.
Ну а как услышит Мирела, что ее зовут, тут же домой, и выходит из-за соседнего дерева, словно и не уходила никуда. И всегда с добычей – цветами, травами, хворостом да ягодами.
День за днем, кончилось лето, наступили первые дни осени. Не стало в лесу трав, и незачем было отныне ходить каждый вечер; а Мирела уже и представить не может себе жизни без дивного, совершенно иного мира, что открыл ей Эмерик.
Стала она к нему ночами ходить – все спать, а она выжидает время – да и в лес, по знакомой дорожке.
Смелая была девушка, ничего и никого не боялась – ни молвы людской, ни темного леса; да не одна она не спала ночами, заметили люди, что Мирела одна ночью по лесам бегает, только под утро домой возвращается.
Встретилась однажды ее отцу старуха, главная деревенская сплетница, сказала, как отрезала:
-Смотри, как бы не вышло худа. Да и твоя ли это дочь? Твоя Мирела первой заводилой была, от рассвета до заката песни пела, а как из лесу тогда с ночевки вернулась – ни слова ласкового не скажет, ни песни не споет. Подменили тебе в лесу дочку, ох подменили…
Да и отец сам чувствует – не то с его дочерью творится. Пробовал говорить – отмалчивается.
А она и рада бы сказать, да Эмерик не велел:
-Не поймут тебя люди, затравят, из деревни выгонят. За дружбу с лесными духами еще никого по головке не гладили. Лучше уж молчи пока, а там видно будет.
Так она и молчала.
Раз пришла Мирела домой – а у дома запряженная тройка стоит, только пар из носу валит. Вошла она в дом, да и встала, как вкопанная, услышав речи отца:
-Значит, договорились, свадьба будет через месяц… А вот и невеста пожаловала! – улыбающийся отец подошел к Миреле и повел ее за руку вглубь комнаты, где стоял, смущенно улыбаясь, молодой юноша и дородный мужчина в богатой шубе.
Увидь Мирела этих двоих тут прошлой зимой, радости ее не было бы предела, более того, раньше она мечтала о дне, когда этот юноша назовет ее своею женой.