Сказки темного леса

— По какому праву?! Вы были отчислены из состава инспекторов! Немедленно вон отсюда! Получилось так, что наше становление в новом качестве прошло мимо внимания руководства «Гринхипп». Так что когда я достал из кармана новое удостоверение,[163] а из папки — соответствующие документы, у Лустберга от обиды чуть крыша не съехала.

— Что такое? — захрипел он, когда я сунул ему под нос бланк Комитетского направления. — Назначили ТЕБЯ старшим по Финляндскому направлению?

— Угу, назначили! — бодро отозвался я. — Так что я на своем месте. А вот что ты, пидор, здесь делаешь?

— Я буду жаловаться начальнику вокзала, — почерневшими губами произнес Лустберг, а затем быстро развернулся и вышел из помещения пикета.

Он действительно собирался нести свою жалобу, да не тут-то было. На его беду, вместе со мной колонизировать Финбан отправился старший сержант Эйв, под новый год получивший увольнение у себя в части. Именно он — покачивая запасенной за время службы внушительной ряхой — отправился по моей просьбе к директорским дверям, рассчитывая перехватить Лустберга возле них.

Совершив стремительный рывок по платформе, Эйв первым добрался до начальственного порога. Там он встал с самым безразличным и скучающим видом, исподлобья оглядывая вокзальную перспективу — вход в буфет и прохаживающихся туда-сюда пассажиров. Кутаясь в бушлат, он стоял перед директорскими дверями с таким будничным лицом, что появившемуся вскоре Лустбергу показалось — молодой военный спокойно ждет своей очереди.

— Вы последний к директору? — нервно осведомился Лустберг, совершенно не признавший в Эйве нынешнем прошлого Эйва. Поэтому и к прозвучавшему ответу Тони оказался не готов.

— ИДИ НА ХУЙ! — рявкнул на него Эйв.

— Что?! — отшатнулся Лустберг, не ожидавший от постороннего военного такого к себе отношения.

— Да как вы смеете?

— Как я смею?! — рассвирепел Эйв. — Ну погоди!

С этими словами он отлип от стены, сделал шаг вперед и отвесил Лустбергу сытную плюху — кулаком по еблу.

— Надо еще объяснять? — приговаривал он. — Пошел на хуй! Чтобы тебя, пидор, здесь больше не видели!

С этим он отвесил Лустбергу еще несколько увесистых плюх. Удар у Эйва тяжелый, так что Тони не стал ждать продолжения — развернулся и побежал. Эйвовская наука пошла ему впрок, и в ближайшие два дня мы его на Финляндском не видели. Зато прочие члены «Гринхипп», неосведомленные еще о приключившихся «ведомственных перестановках», продолжали прибывать. Они засовывали свои немытые головы в пикет, удивленно морщились, завидев меня — но все равно спрашивали:

— А Лустберг где?

— В пизде! — с ходу отвечал им я. — Валите отсюда на хуй, в этом году для вас не будет кампании! Вы уволены!

Так продолжалось два долгих дня. Двадцать четвертого числа на имя директора Финляндского вокзала поступила телефонограмма из Законодательного Собрания Санкт-Петербурга, в которой один из депутатов (помощником которого являлся на то время Владимир Гущин) просил «разобраться со сложившейся ситуацией» и «дать возможность работать проверенным кадрам». Аналогичный депутатский запрос поступил в тот же день на имя начальника Комитета по Лесу Л. О., а к вечеру на Финляндском вокзале объявился Тони Лустберг со свитой — настроенный очень решительно и вооруженный целой кучей важных бумаг.

— Принято решение на высочайшем уровне! — разорялся он. — Вы обязаны свернуть свой штаб и передать нам все протоколы, а также ключи от склада незаконно добытой лесопродукции! Увидев такое, я принялся названивать на Мосбан, где царствовал Крейзи.

— Проблемы, брат! — заявил я. — Тут приперся полупидор-полудракон[164] и требует обратно свой вокзал! Чего мне с ним делать? Затем я буквально в двух словах обрисовал Крейзи сложившуюся ситуацию.

— Вали оттуда! — подумав несколько секунд, крикнул Крейзи прямо мне в ухо. — Протоколы возьмите с собой, а на склад повесьте новый замок. И ключи выкиньте!

— A Elbereth! — смеясь, отозвался я, а через секунду трубка донесла до меня далекое: — Gilthoniel!

В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое мы заседали у Строри — сам хозяин дома, я, Гоблин и Тень. Мы пили водку под гороховый суп и обменивались впечатлениями, благолепно и без всякого беспокойства. Но в половине первого ночи кто-то принялся настойчиво трезвонить во входную дверь. Это оказался незнакомый мужчина лет тридцати вместе со своей спутницей — невзрачной кривоногой бабенкой. Последняя прямо с порога обратились к Строри вот с какой просьбой:

— Пустите нас погреться! — жалобно попросила она. — Мы знакомые ваших соседей, приехали в гости — а их дома не оказалось. Мы видим — вы не спите, разрешите посидеть с вами до утра?

— Говно вопрос, — кивнул Строри. — Заходите.

Он посторонился, а через несколько минут гости были уже на кухне и присоединились к трапезе. Сначала все было путем, но через пару часов мужчина (назвавшийся Алексеем) залил глаза, и начался карнавал.

— Моя женщина хочет спать, — громко заявил он, обращаясь к Строри. — Постелишь нам свежее бельё в большой комнате, а потом ступайте гулять. Не люблю, когда мне мешают!