Сказки тридевятого округа

– А с какого такого перепугу вы, бабы, Лекарю нашему взялись косточки перемывать?

– Так Аграфена сказала, что Владимир Афанасьевич пить начал, а я этому навету воспротивилась! – честно призналась Шемякина и снова потрогала царапины на лице.

– Лекарь пить начал? Я что-то не замечал за ним такого пристрастия. А из-за чего он свой светлый разум в вине топит?

– Да не топит он ничего! Это Кукушкина – тварь базарная, сама придумала! Вроде как Владимир Афанасьевич любовью к докторице нашей, к Татьяне значит, воспылал и якобы её даже замуж звал.

– А она выходит, ему отказала!

– Отказала или нет – то мне неведомо! Кукушкина говорит, что вроде как отказала, из-за чего Лекарь пить стал, и по пьяной лавочке Шалтая угробил!

– Стой! Ты точно помнишь, что это Кукушкина про смерть Шалтая сплетню принесла?

– Точно! Вот не сойти мне с этого места, ежели вру!

– Ясно! И что дальше было?

– А дальше я ей, собаке бешеной, в её патлы нечёсаные вцепилась, а она мне чуть глаза не выцарапала!

– Ладно, ступай домой! Если понадобишься, позову.

Аграфена Кукушкина вошла в кабинет сгорбившись, с заискивающей улыбкой на лице и опасливо поглядывая по сторонам.

– Здрасте Вам! – подобострастно отвесила она поясной поклон, столкнувшись с суровым взглядом Малюты Скуратова.

– Я бы, женщина, тоже с тобой поздоровался, но боюсь, что после моего допроса здоровье тебе больше не понадобится, – ледяным тоном произнёс дознаватель.

– Да что ты, соколик, такое говоришь? Как же это мне здоровье не понадобится?

– А вот так! Ни к чему оно тебе более, потому как дни твои, Аграфена, сочтены! Ждёт тебя приговор скорый, но справедливый!

– А за что, кормилец, меня наказывать? Я бабушка тихая, зла никому не делала, и вины за собой никакой не знаю.

– Зато я знаю! Врёшь, старая! Большой грех за тобой. Ты ведь народ на бунт подбивала? Молчи! Мне всё ведомо!

– Ну а коль ведомо, так не тяни кота за яйца! – насмешливым с лёгкой хрипотцой голосом произнесла Аграфена и расправила плечи. Малюта даже замотал головой: «Чур, меня! Чур! Уж не пригрезилось ли мне всё это»?

Кукушкина тем временем вроде как выше ростом стала и на глазах помолодела: щёки её налились румянцем, морщины расправились, а в чёрных бездонных глазах мелькнул бесовской огонь. Мотнула Аграфена головой, слетел на пол платок старый, а из-под платка на свободу чёрные да густые как ночь осенняя пряди волос выбились.

Протёр глаза Малюта, глядь, а старушки Кукушкиной-то и нет! Вместо неё стоит высокая стройная незнакомка с гривой чёрных волос, взглядом лукавым да бессовестным, а на её полных губах цвета спелой вишни наглая ухмылка играет.

Повела плечами бывшая курьерша, словно с остатками тряпья старый образ с себя скинула, топнула ногой и вот уже на её плечах чёрный дорожный плащ алым бархатом изнутри подбитый, а у самого верха золотая заколка в виде головки змеиной, у которой вместо глаз два кроваво-красных рубина вставлены. Хороша, чертовка, вот только правый глаз чуть-чуть косит, да правая кисть, что в перчатку из тончайшей змеиной кожи затянута, застарелым недугом скручена.

– Что, дядя, удивлён? – усмехнулась незнакомка. – Гляди, да запоминай! Довелось тебе Малюта лично тётушку Кривду увидеть в истинном обличие, а это не каждому дано! Много лиц у меня, ох, много – не упомнить и не сосчитать! Запомнил? А теперь верши, ирод, свой приговор! Я женщина гордая, и от суда твоего бегать не стану.

– Неужто действительно не боишься? – прохрипел удивлённый Скуратов.

– Мне бояться нечего, потому как Кривда была, есть и будет во веки вечные! Вы, люди, во мне каждый день нуждаетесь, и за каждым из вас я незримо хожу, только тени не отбрасываю. Так что извести меня невозможно: без Кривды нет Правды, а без Правды нет Истины! А без Истины жить невозможно, потому как без Истины вселенский хаос наступит! Вот и получается, что Кривда – одно из главнейших условий существования Человечества. А теперь, упырь, можешь меня депортировать, я ко всему готова!

Сказала так и гордо за дверь вышла.

Малюта сидел за столом обескураженный, поэтому не сразу заметил, как в кабинет вернулась кассирша Шемякина.

– Тебе-то чего от меня надо? – устало произнёс главный «безопасник».

– Проститься пришла, – красивым глубоким голосом произнесла Нинка. – Ухожу я от вас, значит, покидаю «объект», потому как без Кривды мне здесь находиться никакой возможности нет.

И она с достоинством отвесила поясной поклон, а когда разогнулась, то образ кассирши Нинки Шемякиной растаял, как туман, словно его ветром сдуло. Стояла перед Малютой Скуратовым в своём истинном обличии Правда – златовласая красавица с голубыми, как небо, глазами, да чистой и белой, как мел, кожей.

– Не кори меня, Малюта Скуратов, – грустно произнесла красавица. – Только Кривда верно сказала: мы друг без друга находиться не можем. Мы с ней два вечных антипода, как день и ночь, радость и беда, свет и тень! И коли ты её депортируешь, то и я должна уйти.

– Да не могу я это чёртово семя на «объекте» оставить! – взмолился Малюта.

– Не можешь – и не надо! – белозубо улыбнулась Правда. – Делай, что должен, и будь, что будет!