Сказки тридевятого округа

– Вы выглядите помолодевшим, – сказала она, внимательно и без ложного стеснения осматривая его с ног до головы. – Вот только глаза у Вас почему-то грустные.

– Помолодел я в виду отсутствия ненавистной мне щетины, которая растёт у меня, как на дрожжах, а глаза грустные из-за того, что на душе у меня пусто, как в пересохшем колодце.

– Отчего же?

– Видите ли, я сейчас занимаюсь набором труппы, просматриваю претендентов, но пока безуспешно! Претенденты горят желанием играть на сцене, но кроме желания, в душе каждого артиста, пусть даже самодеятельного, должна тлеть божья искра!

– А она, я так понимаю, не тлеет? – улыбнулась девушка.

– Не горит и, к моему большому сожалению, даже не тлеет! Когда я не вижу человеческого материала, пригодного для моей работы, я впадаю в депрессию.

– От этого есть лекарство?

– Есть! Найдите мне пару-тройку талантливых исполнителей, и я излечусь.

– А кроме этого?

– Кроме этого мне помогли бы воздух Елисейских полей, прогулка по набережной вдоль Сены и чашечка кофе в парижском бистро.

– Вы хотите обратно во французский квартал?

– Нет, нет! Только не это! Вы меня не поняли, я действительно хочу оказаться в самом Париже, а не в квартале с его имитаций всего французского.

– Так ли уж и имитация? Я слышала, что человеческие пороки там самые что ни на есть настоящие!

– Не будем о грустном. Вы ещё слишком молоды, прелестное дитя, чтобы с видом знатока рассуждать о человеческих пороках. Париж для меня недосягаем, так же, как прошедшая молодость.

– В этом мире всё возможно, – многозначительно произнесла Джульетта и вызывающе посмотрела режиссёру в глаза. – Даже побег за стены «объекта» и прогулка по Парижу. Предлагаю заключить договор: я исполняю Ваше заветное желание, а по возвращению из Парижа Вы выполняете моё! По рукам?

– По рукам! – засмеялся режиссёр.

– И Вы даже не спросите, каково моё желание?

– А зачем? Я всё равно ничем не рискую, так как за стены «объекта» нам – людям «тонкого» мира – выбраться невозможно!

– Я так поняла, что, несмотря на абсурдность моего предложения, Вы согласны соблюдать условия нашего договора?

– Согласен!

– Тогда крепко обнимите меня и не отпускайте до тех пор, пока не почувствуете под ногами твёрдую почву, – с довольным видом произнесла Джульетта и оторвала с края пончо очередной колокольчик.

Путешествие на берега Сены получилось сказочным, под стать свадебному путешествию, только длиной в один день и естественно без первой брачной ночи. Ей казалось, что она предусмотрела всё или почти всё, вот только для возвращения на «объект» пришлось оторвать от волшебного пончо ещё один колокольчик.

– Какая же я всё-таки дурёха! – ругала себя Джульетта, глядя на три оставшихся колокольчика. – Надо было в театре загадать ещё и возвращение из Парижа, а так получилось путешествие с билетом в один конец. Одним словом Джулька я и ничего более!

Они снова очутились в театре в тот самый момент, когда потрёпанный жизнью, но всё равно привлекательный Фанфан-Тюльпан обнял её за талию и крепко прижал к себе. Какое-то время они так и стояли – обнявшись, с закрытыми глазами, словно не желая просыпаться и покидать этот чудесный сон.

Джульетта воспитывалась в строгости и ещё ни разу в своей жизни не встречала рассвет на плече любимого мужчины, поэтому в тот миг, когда она почувствовала дразнящий, почти мускусный запах мужского тела, решение о заветном желании пришло в её белокурую головку само собой. Она даже испугалась собственной дерзости, а потом подумала, что в её желании нет ничего такого, за что ей было бы стыдно.

– Никуда он не денется! – сказала она сама себе. – Договор дороже денег!

– Ты излечила меня! – прошептал он ей на ушко. – Теперь я знаю, что поставлю на этой сцене! – проникновенно произнёс режиссёр, отстранившись от девушки. – Это будут Шексбурские зонтики!

– Да, но это же знаменитый музыкальный фильм! Почти мюзикл! – тихонько произнесла Джульетта, продолжая держать его за руки. – Трудно будет сделать на сцене что-то особенное, зрители подсознательно будут сравнивать твою постановку с фильмом.

– Не беда! Я сделаю из этого материала такую пьесу, что все забудут, что раньше это был мюзикл!

– Не сейчас, – прошептала она и ещё сильней прижалась к его сильному телу. – Пришло время выполнения моего желания!

Озерцов-Заречный вдруг сразу как-то сник, растерял уверенность, и хотел было что-то сказать, но девушка закрыла ладошкой ему рот и решительно оторвала от края пончо пятый серебряный колокольчик.

Когда зрение привыкло к сумраку, то режиссёр с ужасом увидел, что находится в средневековом замке. В просторной комнате с узким, как бойница окном жарко пылал камин, на дубовом столе вокруг оленьего окорока теснились бутыли и серебряные сулеи с напитками, а в огромной бронзовой чаше, выстланной виноградными листьями, остывали свежеиспечённые каштаны. Пол в комнате был устлан искусно выделанными медвежьими шкурами, а под шёлковым балдахином располагалось огромное, застеленное пуховой периной и усыпанное лепестками алых роз брачное ложе.