Вова достал из внутреннего кармана маленький цилиндрический передатчик с одной единственной кнопочкой. Любые переговоры между повстанцами были строго воспрещены. Вова не хотел допустить случайного перехвата. Он посмотрел на свой хронометр, точно такие же были у всех повстанцев, так же как и он прятавшихся вокруг цитадели, и нажал кнопку один раз.
У каждого солдата сопротивления маленький цилиндр коротко пикнул, подавая сигнал к началу действия. Это был самый слабый с точки зрения планирования времени момент — на исполнение со времени подачи сигнала давалось целых двадцать секунд. Первый сигнал предназначался всего двадцати солдатам, который сейчас лежали вокруг цитадели образуя идеальный круг. У каждого солдата был баллон с сильнейшим сонным газом, и противогаз. Впрочем, противогазы были у всех. Сейчас каждый из двадцати солдат с баллонами еще раз оглядывает окрестности, чтобы по полету снега определить в какую сторону дует ветер. Это очень важно, потому что если выпустить газ со всех точек одновременно, то шестьдесят процентов атаки пропадет. Газ просто сдует сильнейшим ветром и все. Итак, учитывая бурю, подобная атака будет малоэффективной — так или иначе большую часть газа развеет по полям. Но все же, даже если удастся усыпить хотя бы человек двести это уже большая удача. Восемь из двадцати солдат медленно откручивают баллоны с газом. Потоки ветра тут же подхватывают их и уносят в сторону цитадели. Остальные двенадцать уже ползут по специальным ходам, прорытым под снегом. Ходы тщательно укреплены, их стены и потолок специально поливали водой, и поэтому ползти по ним очень легко. Если судить по предварительным расчетам то в течение шестнадцати минут двенадцать солдат проползут к тем местам где проходят пути патрулирования. Операция готовилась почти месяц, так что ни сам Эван, ни кто-либо из его окружения даже не мог предположить, что вокруг цитадели под толщей снега прорыто огромное количество ходов. И сейчас двенадцать солдат несутся по ним с привязанными к правой ноге баллонами отталкиваясь от заледенелых стенок специальными рукавицами с шипами и свободной левой ногой. Они скользят по ним подобно бобслеистам, развивая приличную скорость. В то же время примерно тридцать человек точно так же проползают к месту смены караула, но двигаются значительно медленнее — им спешить некуда, да и расстояние у них короче.
Первые пары газа достигают часовых, вызывая легкую сонливость. Газ очень мощный — один хороший вздох и ты уснул. Но слишком силен ветер чтобы облако газа плотно накрыло всех. Пока концентрация газа в воздухе очень мала.
Вова застыл с хронометром в руке. Десять секунд до начала второго этапа. Он упорно ждет, и нажимает кнопку на передатчике дважды. Все повстанцы слышат два коротких сигнала.
Вокруг крепости расположились двести пятьдесят семь человек, и если первый сигнал был только для людей с баллонами и тридцати солдат сидящих под снегом, то второй сигнал активировал почти всех. Сто восемьдесят снайперов взяли цель, двадцать одетых в комбинезоны солдат с зажатыми в руках ножами стали подбираться к крепости. Со стороны вроде и не заметишь, но в этот момент двести пятьдесят человек так или иначе но пошевелились. У кого-то это выразилось простым поднятием винтовки, кто-то продолжал скользить под снегом, кто-то полз над ним. Теперь, когда до смены караула осталось примерно восемнадцать минут, прежде чем действовать надо дождаться пока газ нанесет максимальный урон.
Солдаты Эвана не видели друг друга. Вернее видели, но максимум одного двух соседей по патрулю. Цитадель очень большая, и все патрули рассыпаны вокруг очень равномерно, так что несмотря на то что их было аж пятьсот, по крайней мере, половина была бы не видна даже в хорошую погоду. Ну а метель с сугробами делали наблюдение еще более трудным. Да собственно никто особенно и не старался ни за кем наблюдать. Патруль цитадели менялся каждую неделю, потом из Чикаго присылали новый, так что никто сильно друг друга не знал и уж тем более не волновался о товарищах по оружию. Собственно и товарищами здесь никого назвать было нельзя, уж слишком специфический контингент был у армии Эвана. Там искренне считали, что чем человек хуже, тем для армии лучше. А согласись Давид — если человек по своей природе плохой, то он естественно будет эгоистом. А если он эгоист, то ему абсолютно наплевать и на службу, и на цитадель, и на Эвана.