Сказочное утро

Их, заводских мусорщиков, было всего-ничего. Один мальчишка-сиротка, которого по малолетству и скудоумию на другую работу не брали, два старика: дряхлый и седой, как луна, а второй может и не так стар, зато полуслепой от плавниковой гнили; да Мира. Мира по малым годам попался в сеть и сильно покалечил плавник и жабры по одной стороне, потому для другой работы не был пригоден.

Втроем тяжко было… Иногда нет да нет находили на дне железяку, да такую огромную – одной хватило б на дневную норму, но втроем не поднять. Возятся, пилят, а к обеду ни один не успевает, вот и сидят впроголодь. Ну или отправляют Миру, как самого проворного таскать напиленное, на одну норму набирают и делят на троих. Хотя что там делить-то – одному мало…

Сегодня ещё, как назло, разболелся плавник, аж тошно – видно к буре! Такому на норму не набрать… Вот бы жемчуга добывать, там бы ел досыта. Но кто ж калеку возьмет!

Мира увидал, что у берега торчала железка, похожая на гнутый старый рельс, и Мира попробовал её достать, но та не поддавалась, больно тяжелая. Он сплавал за пилой – одному было сложно пилить, а старики с юнцом уплыли кто куда. С горем пополам отпилив подходящий кусок, русалка потащил его на заводской берег. Там, на закованной в камень набережной стоял человек с ведерком, полным потрохов.

– Э, калечный, принес что-то!

Мира втащил железяку на берег, человек бросил на весы и ухмыльнулся.

– Не, не заслужил ты обед! – хохотнул работник, хотя Мира даже из реки видел, что стрелка на весах слегка перевалила за заветную красную черту – полуденную норму. – Но так уж и быть, я сегодня добрый!

И с гаденькой ухмылкой он кинул русалке два рыбьих хребта с головами. По норме полагалась ещё миска требухи, но этот часто зажиливал. Старики поговаривали – ненавидел их брата, потому что дикая русалка его сестру в воду утащила, чуть не утопила.

Мира кое-как утолил голод и поплыл воевать с железкой, надеясь, что к вечеру работник сменится. На пристани, куда причаливал пароходик, на котором приезжали Главные Хозяева. Там стояли две дамы – в кружевах, с зонтиками. Одна, молодая, чьи рыжие локоны кокетливо торчали из-под шляпки, вскрикнула:

– Смотри, русалка! Русалка!

Вторая, постарше, мать или гувернантка рыжей, скривилась и отвернулась.

– Фи, какой уродец!

Рыжая подобрала юбку, подскочила к берегу и нагнулась к воде.

– Русалочка, русалочка, плыви сюда!

Та, что постарше, недовольно поджала губы, но видимо привыкла к чудачествам юной девушки, потому не стала её останавливать. Мира, чуть не впервые увидав человеческую девушку, испугался. Но она протягивала какую-то снедь. Кажется, такое ели люди…

Мира потянулся к рыжей и взял из её рук своей когтистой рукой. Девушка вздрогнула, но ладошку не отдернула.

– Ты славный, но мокрый и холодный, как рыбина… – хихикнула она.

Мира жадно съел гостинец. Было вкусно, но нутро сжалось, не принимая диковинной еды. Живот почти тут же закрутило. И как люди это едят? Уж лучше тухлых рыбьих кишок!

– Ты б не кормила его булкой, кверху брюхом всплывет, отцу нового покупать придется! – недовольно проворчала дама постарше.

Девчушка испуганно всплеснула руками:

– Как так? Брюхом кверху? Почему это?

– Потому, что эти твари ничего, кроме рыбы и мяса не едят… – дама брезгливо отвернулась.

– Прости меня, русалочка, я не знала… – глазки рыженькой стали печальными, будто её дневной нормы еды лишили.

Она подобрала юбку и побежала куда-то вглубь берега, а вредная дама последовала за ней, ворча на ходу:

– Воспитанные девушки так себя не ведут.

А Мира и не уплыл бы никуда. Кишки завертело так, что он забил хвостом и ухватился за опору пристани. Он думал, что помрет, а не помрет от боли, так на вечернюю норму точно не наработает и от голода окочурится.

Рыжая куда-то подевалась, видимо забыла о том, что хотела ещё прийти, да уж и не до рыжей-то было. Мира прикрыл глаза, принимая судьбу, но услышал шаги. Тяжелые людские сапоги грохотали по деревянной пристани, люди о чем-то спорили, а на берегу пыхтела странная паровая повозка людей.

– Ну и где этот уродец? – громко спросил один из тех, кто топал сапожищами.

– Да вот, хвост торчит!

Две пары рук дернули Миру за хвост, вытаскивая из воды. Тот попытался сопротивляться, но двое рабочих затолкали его в бочку, закрыв крышкой. В крышке были отверстия, но воды налили так мало, что Мира с трудом дышал. Бочку крутили, наклоняли поднимали, а потом поставили прямо, и под ней затарахтело.

– Трогай! – крикнул человек, который, кажется, сидел около самой бочки.

На странном человечьем языке это значило не то, что нужно дотронуться до чего-то, а приказ ехать. Повозка затарахтела ещё громче, чем до этого, бочку закачало – поехали, значит. Мира был ни жив, ни мертв от страха, он не знал, зачем и куда его везут.