Сказочные повести. Выпуск девятый

Дверь широко раскрылась, и вошел судья Нашим-Вашим, крепко прижимая к животу связанного по рукам и ногам глиняного Петрушку. К поясу судьи за поводок была привязана пестрая взлохмаченная собака.

— Вот он! Вот Петрушка! — Судья поставил мальчика на ковер. — Я выполнил задание. Я хочу снова быть царским судьей.

— Пусть он будет судьей, — кивнул правитель.

Хранитель памяти повторил его слова.

— У меня чудесная собачка. Она помогла мне поймать Петрушку.

— Дать собаке золотой ошейник, — не глядя добавил Формалай, вставая с трона и делая шаг к Петрушке. — Вот ты где мне попался! Я с тобой расправлюсь.

Челюсти у правителя угрожающе задвигались, и, не в силах удержать накопившуюся злость, он с размаху ударил Петрушку ногой в живот.

Статуя глухо стукнулась о ковер и разлетелась на черепки. Формалай свирепо взглянул на судью, тот упал на колени.

— Возьмите его, привяжите к хвосту лошади, и пусть она носит его по чистому полю, — сказал правитель. — Царский судья не может справиться с каким-то сорванцом. Позор!

Вошедшие стражники подняли судью. Тузик громко затявкал.

— И собаку привяжите вместе с ним. Пусть лошадь затопчет их копытами.

Не нужны мне такие слуги!

НА ХВОСТЕ ЛОШАДИ

Петрушка шел к морю, когда услышал лошадиный топот и громкие стоны: «Ох, ох, больно, ох!» Прямо на него неслась лошадь. Грива ее развевалась, а к хвосту было что-то привязано. Петрушка подпрыгнул, ухватился за гриву лошади. Лошадь взвилась на дыбы, сделала два прыжка в сторону и остановилась. Петрушка освободил пленников и тут, кроме стонов, услышал тявканье собаки. Взглянул на разноцветные лапы и сразу узнал:

— Тузик! Тузик!

Тузик открыл глаза, попытался встать, но не смог.

Петрушка подул собаке в дырявый нос, собака отряхнулась и завертелась вокруг него.

— Подожди, Тузик, подожди. Здесь еще кто-то есть. Нужно ему помочь.

Пострадавший лежал вниз лицом. Кряхтя от натуги, Петрушка перевернул его, взглянул, и сразу всплыла в памяти мальчика торная дорога и здоровенная фигура, прижимавшая к животу его, Петрушкино, изображение.

— Нашим-Вашим! — вырвалось у мальчика.

Услышав свое имя, судья приподнял растрепанную голову, посмотрел на спасителя и опять уронил ее на траву.

«Он узнал меня. Сейчас снова привяжет к лошади, и тогда уже мне не спастись», — подумал судья, и ему стало так страшно, что он принялся умолять мальчика:

— Добрый Петрушка, не оставляй меня! Я знаю, что сделал много зла, но я заглажу свою вину. Я помогу тебе и твоим друзьям. Помоги мне вернуться в город, и там я тебя отблагодарю.

— Нет, нет. Не надо мне твоей благодарности. Ты злой и несправедливый.

Судья собрал последние силы и сел.

— Выслушай меня. Я никогда больше не буду служить Формалаю. Ты знаешь, я служил ему верой и правдой. Я выполнял все его приказы. Но ты сам видишь, как Формалай наградил меня за мою верную службу. Я никогда этого не прощу ему. Поверь мне, Петрушка, я не буду судьей. Я пойду работать садовником или стану кузнецом, как Игнат.

— Гав! Гав! Не верь ему! — зарычал Тузик. — Он обманет тебя.

— Не надо верить, Тузик прав. — Петрушка хотел привязать судью к лошади, но в глазах его было столько мольбы, а слова звучали так печально и искренне, что мальчик все-таки поверил ему. Тот, кто сам честен, всегда верит в честность других.

В ЛОЖБИНЕ

Петрушка помог судье почистить костюм и приклеил смолой оторвавшиеся волосы. И когда судья немного отдохнул, они пошли по тропинке, извивающейся по лугу.

— Куда мы идем? Я готов помочь тебе, но не знаю чем, — сказал судья.

— Я иду искать Аленку, дочь кузнеца, искусную рукодельницу. Генерал Атьдва приказал ее бросить в море.

— Я пойду с тобой, — с готовностью отозвался Нашим-Вашим. — Вдвоем мы найдем ее быстрее.

Они шли весь день, а когда солнце стало прятаться за дальним лесом, уставший Петрушка предложил отдохнуть.

— Нужно устроиться на ночлег, — согласился судья. — Вон там, в ложбине, есть деревья, под которыми можно укрыться от дождя. Мы соберем валежнику, разведем костер.

Петрушка посмотрел, куда указывал судья, и ему понравилось это место.

Ласковый ручеек журчал между кустами орешника. Несколько лип и берез приветливо шумели, и мальчику казалось, что они приглашают в гости. Петрушка и судья принесли хвороста, разожгли костер и долго сидели, глядя на огонь. Когда стало совсем-совсем темно.

Петрушка сказал:

— Тузик, посторожи нас, чтобы никто не тронул.

— Гав! Гав! — отозвался Тузик. — Всегда готов сторожить.

Петрушка уснул, едва его голова коснулась травы. Судья тоже, казалось, спал. Стояла такая тишина, что слышно было только легкое потрескивание угольков костра да тихое посапывание Петрушки.

Сначала Тузик зорко следил за каждым движением судьи; он все еще не верил этому спутнику. Но время шло, а судья не двигался с места. «Может быть, и правда, он решил больше не служить Формалаю, ведь Формалай поступил с ним очень жестоко». — Тузик прижал одно ухо к земле и закрыл один глаз, а вторым все еще недоверчиво поглядывал на судью.

Костер догорал. Снопы искр уже не сверкали звездами в темном небе.

Угли покрывались серым налетом пепла.