Скеля и Кряж

Но ростом выше, тяжелее, моложе.

Упитана роскошная матрона,

С такой писать картины и иконы.

«Гуляка Кряж – трепло, нахал,

Другое дело, если б переспал.

По сути, подорвал авторитет

Найти партнера шанса нет».

Взыграла кровь, обида захлестнула,

Одарка губы алые надула.

И, даже потеряла аппетит,

Ведь организм любить велит.

И тело властно ласки просит,

А Кряж пируя, с девками матросит.

К другим и холодна, и равнодушна,

Одарка извелась в постели душной.

Кусает губы в трепетной истоме

И тело от желаний сладких ломит.

Ей бесконтактный флирт неинтересен.

Любовь неразделенная без песен.

Самец неутомимый очень нужен,

Чтоб круто мял и яростно утюжил.

Желает спермы вдоволь получить,

Чтобы зачать и первенца родить.

Не важно, что от донора чужого

Для счастья долгожданного, земного.

Ведь извелась она до утомления,

Мечтая песни петь над колыбелью.

Да, женщина подобна скрипке,

На ней играть завещано с улыбкой.

Как яблоня цветет и плодоносит

И грешен тот, кто камень бросит.

Напрасно нос воротит от брюнетки,

Не ведал мичман, что придет ответка.

Суха блондинка, будто вобла.

Ослеп наверно, огрубел утробой,

У Скели грудь крута и ягодицы,

А он нашел скелет, а не девицу.

«Моей не замечаешь красоты?

Об этом горько пожалеешь ты», —

В Одарке буйно ревность закипала,

Забыла про консервы, даже сало.

План неизбежной мести осенил,

А Кряж роман с блондинкою крутил,

Как бард Высоцкий пел: «напропалую»,

На брудершафт, лаская и целуя.

В постели мял ее, как пластилин,

Тела пылали от такой любви.

Похолодало, опустели пляжи,

Подстерегла она в бассейне Кряжа.

Плескался он, нырял и пел, ликуя,

И пиршество медовое смакуя.

Взлетали вверх и падали качели,

И соловьи у изголовья пели.

Вообразив, что снова повторится

В блондинке ночью растворится,

Познает снова вкус блаженства,

Жить стоить, ради знойных женщин.

Не удостоил Скелю, даже взгляда.

Хотя она, как слон, шагала рядом.

И невозможно тушу не увидеть,

Ее он равнодушием обидел.

Дышала жарко, страстно, пылко,

Но он, чудак, помешан на блондинке.

Занозой уколол большое сердце,

Теперь от мести никуда не деться.

И ревностью коварной пламенея,

Вскарабкалась на вышку Скеля.

Три метра высота, но есть и пять,

Тогда не сможет косточки собрать.

Вообразив любви забавы, мичман

Был в настроении отличном.

Одарке пышной – ноль внимания.

От ревности та скрипнула зубами:

«Ну, погоди, поймешь, зараза,

Недаром будешь мной наказан».

Подстерегла удачно Кряжа.

Свалилась сверху бомбой тяжесть.

На дно пошел, едва соображая:

«Наверно, кровля рухнула чужая?»

Пошла волна высокая кругами,

Бассейн раздался берегами.

Кряж вынырнул, глядь, Скеля,

Смеясь, от радости шалеет.

Большие, как у лошади, резцы.

– Зачем свалилась бочкой ты?

– Бесплатный для тебя массаж.

– Ребро сломала! – крикнул Кряж. —

Бабище, ты неадекватна,

В шестую надобно в палату,

Чтоб психиатр и санитары

Тебе мозги сумели вправить.

Смирительная рубашка

Тебе теперь к лицу, барашка…

– Не ной, из-за тебя, амбала,

Ушибла попу, пострадала,

Не мичман флота, а балбес ты,

Не уступил красивой даме место,

Не почитаешь кодекс этикета

И на орехи получил за это.

Наукой наперед пусть будет,

За честь свою я встала грудью.

Здоровьем, жизнью рисковала,

Случайно с вышки я упала.

Считай, что поскользнулась,

Не удержали ножки пузо.

Поверь, ужасно испугалась,

Когда в водичке оказалась…

– Не лги, коварная мегера,

В случайность я совсем не верю, —

Скрипя зубами, возразил. —

Прошения, милости проси.

– Вот это от меня получишь, —

Она свернула крупный кукиш. —

Плескался бы в углу бассейна,

Остался б абсолютно целым.

Нет, черт понес на середину,

И под прыжок подставил спину.

Как будто здесь хозяин-барин,

Стопы корявые расставил.

Бассейн принадлежит народу,

Для всех курортников свободен.

Крестись, шепчи молитву,

Могла б с 5-метровой прыгнуть

Тогда костей бы не собрал,

На дне колодою лежал.

Тебя б в лепешку раскатала,

А так немного перепало.

Не ной, до свадьбы заживет,

Желудок цел и пищевод.

Невелика печаль, беда,

Ешь сало – лучшая еда.

– Пошла ты с салом к черту!

Жаль не мужик, то дал бы в морду,

А с бабой не пристало биться…

– Попробуй, вот моя десница, —

Из-под воды кулак достала,

Тяжелый, будто из металла. —

Как врезу, ты не зли меня,

Могу остановить коня.,

В избу горящую войти.

Не стой у дамы на пути.

Устроил для себя парад.

Сам виноват, сам виноват…

Ты бабник, мерзкий паразит,

Ущерб обязан возместить…

Напором дерзким озабочен,

Кряж на нее уставил очи.

От обвинений, слов картечи,

Лишился чувств и дара речи.

– Моих ты форм не оценил,

Решила твердо, что дебил

Скажи, кого назвал старухой? —

Гадюкой прошипела в ухо. —

Коль бабник, то молчи в жилетку,

Любого проучу я крепко.

Кряж, не сердись, любезный,

Массаж тебе весьма полезный.

Гляжу, ты тот еще подводник,

Что тыкву возит на подводе.

– Да, ты, мадам, неадекватна,

В шестую надо поместить палату,

Чтоб психиатр и санитары

Тебе мозги сумели вправить

В суде мы встретимся, кобыла, —

Он проворчал, теряя силы.

Смеялась барышня игриво.

Тяжба в суде не волновала,

Сурово Кряжа наказала.

Не оценил красу и мощь,

С ребром провозится, как вошь.

Узнает: ревность – это чувство,

Приводит, даже тихих, в буйство.

Как красота, она страшна,

Зарезать может без ножа.

Роман закончился с блондинкой

Для Кряжа грустною картинкой.