Схема полной занятости

Но тут всю столовую окутало еще более общее безмолвие. Одна из створок входных дверей слегка приоткрылась, и в проеме показалась голова. Она принадлежала Рэю Коппину. Мы все посмотрели на него, а он одарил нас изнуренной улыбкой и снова спрятался.

12

Ничего длиннее первого дня забастовки я в жизни не помню. К одиннадцати утра время тянулось так медленно, что во мне поселилось убеждение: стрелки часов остановились вообще. И лишь когда большая перескочила на одну минуту вперед, я осознал, что ошибся.

Потребив каждый по четыре кружки чая, Джордж, Джонатан и я сидели и слушали окружавший нас гомон голосов, занятых нескончаемыми дебатами. Никогда не слышал я столько людей, единодушно соглашавшихся друг с другом, одновременно не соглашаясь со своими коллегами за соседними столиками. Просто чудо, что дело не дошло до потасовки, поскольку в столовой не хватило бы места для двух противостоящих сил. Вместо этого установился прочный нейтралитет, при котором все только ворчали, насколько ограниченна и неразумна позиция противной стороны по сравнению с ними, просвещенными. Что там говорить: я слышал все доводы уже сотни раз и мне вовсе не хотелось выслушивать их опять. Поэтому в конце концов я решил, что с меня хватит, и спустился во двор, оставив Джорджа и Джонатана в очереди на дротики.

Проходя мимо вахты, я заметил, что дверь приоткрыта, а потому слегка толкнул ее и увидел, что под доской с ключами сидит Артур и читает газету.

– А, это ты, – сказал он, подняв голову. – Я закрыт.

– Я знаю, – ответил я. – Но я просто хотел спросить, нельзя ли мне одолжить ключи от моего фургона всего на несколько минут?

– Зачем?

– Ну, я просто думал загнать фургон на мойку. Блеск как бы навести.

– Боюсь, что нельзя, – сказал Артур. – У нас забастовка… Или ты не слыхал?

– Да, но это ж ненадолго. А потом я быстренько их верну.

– Послушай, – сказал он. – Если я выдам тебе ключи, мне придется выдавать их всем, кто придет с каким-нибудь своим капризом. Я же тебе только что сказал: я закрыт. Именно поэтому и окошечко закрыто. Если хочешь помыть фургон, придется тебе взять ведро и тряпку и мыть его вручную.

– А где мне их взять?

– Попробуй уборщиков.

– О, точно. Спасибо, Артур. Простите за беспокойство.

Он хрюкнул и захлопнул за мной дверь. Однако я дошел до чуланчика уборщиков и убедился: там все закрыто и за матовым стеклом никто не шевелится. Тут я понял, что уборщики, скорее всего, тоже бастуют, как и все остальные. Артур, вероятно, меня сюда направил, просто чтобы избавиться. И тем не менее мысль о том, что я должен помыть фургон, прочно въелась мне в голову, поэтому я принялся нарезать круги по всему депо в поисках ведра и тряпки. Когда поиски оказались тщетными, я пересек двор и зашел в механическую мастерскую. Уж они-то, думал я, наверняка подтирают чем-то разлитое масло.

Я вошел через ту дверь, которой мы пользовались последние недели, когда забирали Джорджевы тортики, однако внутри не пахло ни Робом Маршалом, ни кем другим. Там царило молчание. Пройдя чуть дальше, я миновал пустой кабинет Кена Скэнлона и вошел уже в настоящую мастерскую. Окна там не предусмотрены, и вся она освещалась длинными флуоресцентными трубками, свисавшими с потолка на латунных цепочках. В здании никого не было, но резко остановился я не от этого. Передо мной раскинулось зрелище: воздетый на гидравлическую рампу, стоял полуразобранный «УниФур». Его колеса, панели, крыша и кабина сняты, на месте остались только шасси и двигатель да на своих стебельках торчали голые фары. Вокруг были раскиданы детали, а также отвертки, гаечные и разводные ключи. Работу, видимо, бросили, едва началась забастовка. К шасси «крокодилом» была накрепко прицеплена переносная лампа, и она жестко освещала поверженное транспортное средство. От его вида в таком недосостоянии что-то во мне шевельнулось – какая-то странная печаль, будто сейчас я потеряю нечто драгоценное навсегда. Несколько мгновений я постоял, впитывая глазами эту душераздирающую картину. А потом вышел из мастерской и вернулся на солнышко.

День был теплый, и многие уже вышли из столовой во двор. Они разминали ноги, прогуливаясь группками по двое и трое. Я так и не нашел ведро и тряпку, а возросшее количество персонала вынудило меня думать, что от мысли вымыть фургон придется отказаться вообще. В конце концов, работа посреди таких разногласий не принесет мне ничего хорошего, особенно если учесть важность событий, разворачивающихся вокруг. Тот факт, что я не отношусь ни к вольногулам, ни к полноденыцикам, здесь иррелевантен. Это первая забастовка во всей истории Схемы, и я осознал, что лучше просто плыть по течению, нравится мне это или нет.

А экстремисты, как я вскоре выяснил, придерживались совершенно другого мнения. Я предполагал, что они будут полностью поддерживать акции полноденыциков, и потому сильно удивился, услышав, что их фракция захватила и оккупировала игровую комнату. Целью своей они выдвинули, однако, не играть ни в дротики, ни в карты, ни в снукер, а протестовать против забастовки вообще. Новость мне сообщил Дэйв Уэлан.