Схватка

— Замолчите! — крикнул Даурен и махнул рукой так, что тот, словно сраженный, не сел, а упал на свое место. — Если бы вы были чекистом, и разговора такого бы не было. Вот сидит ваша жертва. Да какого состояния вы его довели! Ведь он мог быть настоящим ученым, а вы лишили его всего — мужества, веры в себя, радости творчества. Вы растоптали его волю и честь! Вы его превратили в слепое орудие ваших же махинаций. Вы и вы!

— Товарищ председатель, я прошу, — вскочил Ажимов... — Что же это такое!

— Это разговор начистоту, Нурке Ажимович, — сказал строго председатель. — Сейчас Даурен кончит, и я дам слово вам.

— А, что там, — махнул рукой Даурен, — я кончил! Вся беда в том, что я запоздал: приди я к Нурке раньше, в первый год открытия Жаркынских приисков, возможно, все было бы иначе, и Нурке был другим человеком. И сейчас я тоже вел себя неправильно, недостойно: все отмалчивался — просто язык не поворачивался бросить в лицо своего ученика то, что он заслужил. А сейчас, наверное, и говорить уже поздно. В этом тоже моя вина. Почет, уважение, довольство — они же затягивают, как болото. Двадцать пять лет славы не прошли даром. Сейчас мой ученик готов любому сломать шею, кто посягнет на его место в жизни.

— Товарищ председатель, я же прошу вас наконец... Это черт знает что такое! — крикнул Ажимов в полном неистовстве.

— Э, да что там! Я же говорю, что кончил! Все! — Ержанов уже хотел сходить с трибуны, когда его взгляд снова упал на Еламана. — А вас я ненавижу, — сказал он негромко, — ненавижу за то, что я растил этого человека, а вы его погубили. Я не мог вмешаться в борьбу, иначе вместо одного врага, вы имели бы двух и никогда бы здесь не работали. Ведь, чтоб работать в науке, надо иметь чистую совесть. А вы? Бездарный чиновник, руководитель посредственностей, выгнанный со всех мест и лишенный всех чинов, что вы из себя представляете?! Вы вор, укравший мои бумаги, разбойник, задумавший похитить мое честное имя, убийца честных патриотов, вот кто вы такой и чем еще держитесь вы на земле...

И тут кто-то крикнул:

— А его уж и в зале давно нет! Сел на свой мотоцикл и укатил!

В зале зашумели.

— Нет, правда?

— Вот что значит совесть нечиста!

— Куда же он теперь?

И тут поднялся академик.

— Товарищи! — сказал он негромко, и сразу все смолкли. — Мне вас не перекричать, — продолжал он со слабой улыбкой, — поэтому будьте уж потише! Так вот какое дело, товарищи. Наука, которая изучает закономерности распределения месторождений и дает оценку перспектив, носит название металлогения. Мы можем гордиться. Родилась металлогения в Казахстане, и одним из первых, кто стоял у ее колыбели, был Даурен Ержанович. А первым практическим испытанием этой науки было открытие геологом Ержановым Жаркынских медных руд. — В зале произошло какое-то неясное движение, кто-то воскликнул: «Даурен!», кто-то начал: «Да как же тогда...» — да и не кончил вопроса, а кто-то твердо сказал: «Понятно!»

— Да, да, товарищи, я не ошибся. Даурен Ержанов, сидящий тут между нами, открыл Жаркын. Скоро об этом вы получите информацию, а пока разрешите перейти ко второй теме. Вот спор двух этих геологов, ведь это только с внешней стороны кажется, что дело идет о меди — есть она или нет ее. Окончательно это покажет дальнейшая работа, свертывать мы ее пока не собираемся. Есть все основания утверждать, что медь есть, а идет она действительно к югу, как и предполагал Даурен Ержанович. Вся беда в том, что порядок залегания пластов резко изменен. Когда-то здесь очень давно произошел — утверждают сейсмики — уникальный грандиозный сброс и сдвиг пород. Медь буквально ушла под землю. Еще глубже ее закрыл толстый слой сдвинутых коренных пород. Сейчас мы имеем довольно ясную и точную картину этого. Так вот, дело идет никак не о меди. Вернее, никак не об одной только меди. Нет, дело идет о столкновении двух мировоззрений, двух взглядов на науку, успех, славу и свой долг перед человечеством. Кто вышел победителем? Тот, у кого сердце чище и выше! Что побеждено в этой схватке? Корысть, спекулятивное отношение к науке. Не удивляйтесь, Даурен Ержанович, и не спрашивайте меня, откуда я это взял, если до сих пор об этом вы не говорили ни слова. Две недели в Министерстве заседала комиссия, и предварительные итоги ее работы готовы. Доклад у меня в кармане. Все остальное займет некоторое время, но трудностей уже не представит. Теперь о вас, Нурке Ажимович. Вы сделали один неверный шаг, — сначала только один! — и видите, куда он вас привел. Нельзя, никак нельзя истины касаться грязными руками. Не дается она в такие руки. Любую истину — научную, моральную, политическую, художественную — не взять грязными руками... А вы...

И тут Ажимов вдруг вскочил с места. Он увидел, как Бекайдар опустил голову, стремясь спрятать раскаленное от стыда лицо, увидел потупленный взгляд Даурена, и поток небывалой ярости ослепил его. Он вскочил и закричал: