Скиф

И ничего больше – ни слова. Последняя страница, последняя строка.

Макс обшарил взглядом обложку – ничего.

Действительно – точка. И понимай, как знаешь, и думай, что хочешь.

Мужчина прислонился затылком к стене и сгреб бутылку. Хлебнул виски и уставился перед собой.

Трель телефона показалась далекой, чужой, как звонок с того света. Максим долго смотрел как, жужжа, трубка ездит по столу, прося взять ее и ответить, но даже руку не протянул.

У него было ощущение, что он провалился в яму с помоями, умер, как Варя Косицина. Какая-то неизвестная дурочка Варя вынула из него душу, выжала, высушила, как белье на ветру. Подкосила не касаясь. Фантомом, призраком влезла через строчки и убила.

Макс рассмеялся – а говорят, Бог есть. Если бы он был, такие, как Варя жили, жила бы мама, а Томы подыхали, как собаки, не успев причинить боль другим.

Мужчина дошел до дивана, рухнул на него и прикрыл рукой глаза.

Теперь он понимал того отвязного юнца, что пропнул этот дневник. Так проще – выкинуть и не знать, и словно не было, и будто не читал.

Только он не юный урод в ботах. У него так не получится. А вот вытрясти, если вновь встретятся, откуда отрок взял дневник – легко. И вытрясет.

Ведь теперь ему как-то придется жить с осознанием причастности к трагедии, к смерти совершенно ни в чем невиновной девчонки. И он хотя бы должен знать, откуда эта бомба прилетела в него.

Но сейчас ему больше всего хотелось знать другое – почему Кон не убил ее, зачем оставил? Чтобы она сама себя порешила?

Гуманист хренов! – сжал зубы.

В тот же вечер Макс решил позвонить Кону, пока тот в городе и назначить встречу.

В трубке на том конце как всегда было тихо.

– Нужно встретиться, – бросил Макс.

– Дела закончены, – напомнили ему.

– Нет. Образовалась проблема.

– Не моя.

– Твоя. В трубке помолчали.

– Уверен?

– Могу доказать.

Еще минута молчания и Кон нехотя отчеканил:

– Через час на старом месте.

Смелков сунул в рот «ментос» и сгреб ключи от машины с тумбочки у входной двери.

Через час его авто встало позади уже «шевроле». Мужчина пересел в него, а что сказать не знал, водитель же не хотел – ждал. Минут пять висела тишина и Кон спросил:

– Что за проблема?

– Никаких проблем, – отрезал Макс. – Всего лишь вопрос.

Помолчал и в упор уставился на профиль мужчины:

– Почему ты оставил ее в живых?

Кон сидел не шевелясь. Минуты текли, а от него не было ни ответа, ни вздоха, ни жеста. И вот, чуть повернул голову, глянул на Макса нехорошо, пытливо.

– Ты про кого?

– Про девушку, – хлопнул ему на колени злосчастный дневник.

Кон с минуту изучал прилетевшую тетрадь и в упор уставился на Смелкова:

– Что это?

– Дневник. Ее. Почитай, узнаешь много интересного. Что с ним делать – решай сам.

– Ты вызвал только за этим? – спросил Кон помолчав.

– Я приехал за ответом.

– Зачем?

– Я читал, – выдал с нажимом. И добавил через паузу. – Она мертва. Но убил ее не ты. Почему не ты?

Кон долго молчал, хмуро поглядывая в лобовое стекло, и постукивал пальцами по рулевому колесу. В принципе он ничего не терял, если б сказал. Через полтора часа его самолет и он больше никогда не вернется в Россию, к прежней профессии, и будет примерным бюргером всю оставшуюся жизнь. Заказ Смелкова был последний, и понял он это, когда не смог выстрелить в истерзанную девчонку.

То что она не шлюха, а случайно попавшая под руку скотам совсем еще юная девчонка, он понял сразу по ее лицу, глазам. А была бы проституткой – даже не думал – выстрелил бы.

– Она просила смерти, – выдал нехотя.

– Поэтому ты решил, что ей лучше жить?

В голосе Макса слышались нескрываемые нотки укора, обвинения и неприязни. Кон развернулся к нему:

– Ты ее видел?

– Нет.

– А я видел.

И все, больше не слова.

Макс задумчиво уставился в окно сбоку: смог бы он выстрелить в девушку? И представил ее, и понял – нет. И понял Кона, понял, о чем он.

– Прощай, – бросил, как хорошему другу, и вылез из авто.

Теперь у него был вопрос только к тинейджеру. Тогда действительно будет точка.