Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

На фоне всего этого особо плодотворными представляются до сих пор не оцененные по заслугам идеи и наблюдения И. И. Ляпушкина, показавшего, что известный рассказ ПВЛ о поселении славян на Дунае и расселении оттуда повествует отнюдь не об изначальной славянской прародине и происхождении славян (как понимали этот рассказ ранее), а о древнейшем историческом периоде, сохранившемся в этнической памяти славянства, существовавшего, как это явствует из текста ПВЛ, задолго до дунайского этапа его истории. Кроме того, И. И. Ляпушкин убедительно сопоставил дунайский этап славянской истории по ПВЛ со сведениями византийских авторов и Иордана об активном выступлении славян в Подунавье в VI–VII вв. в тех самых местах, где отмечает их первичное расселение ПВЛ (Ляпушкин 1968: 5–22, 170–171). Автор настоящей статьи в ряде работ развил и уточнил идеи своего учителя, включив их в собственную концепцию догосударственной истории славянства (VIII в. до н. э. – VIII в. н. э.), основанную на анализе доступных ему письменных и археологических источников, освещающих историю тех земель, которые оказываются занятыми славянами к IX в. н. э. (Мачинский 1965б; 1971; 1973а; 1973в; 1974; 1981; Macinskij 1974; Мачинский, Тиханова 1976).

Ниже автор пытается рассмотреть некоторые собранные им материалы по употреблению лексемы дунай в восточнославянском фольклоре на фоне современных представлений истории, языкознания и этнологии о судьбах, а также языческих верованиях и обрядности древнейшего единого славянства, а позднее – его восточной (русской) ветви.

Автор стремился в рамках статьи охватить в сжатой форме большую часть тех разнородных источников и материалов, привлечение которых необходимо при серьезной постановке темы, а также изложить свою систему взглядов на «дунайскую проблему». При этом пришлось отказаться от изложения и рассмотрения тех плодотворных идей и наблюдений по исследуемой теме, которые содержатся в работах Б. Н. Путилова, К. В. Чистова, В. Н. Топорова, О. Н. Трубачева, В. В. Иванова, Д. М. Балашова, Ю. И. Смирнова, В. Г. Смолицкого, К. Мошиньского, И. Бартминьского, В. Н. Петрова и других. Темы и положения, разработанные в других работах автора, даются тезисно, и внимание сосредоточивается на заострении еще слабо затронутых аспектов проблемы.

I. Дунай в общеславянской и ранней восточнославянской истории

Предлагаемый очерк является сжатым изложением результатов исследования, в котором предпринята попытка независимого анализа и суммирования данных о древнейшем прошлом славянства в рамках каждой из трех основных изучающих его наук – языкознания, истории, археологии, с последующим сопоставлением полученных результатов. При этом мы старались выявлять не только отмечаемые обычно преемственность в цепочке фактов и вероятностей и случаи совпадения данных различных дисциплин (что зачастую приводит к созданию подозрительно стройных концепций), но и отмечать зияющие лакуны в фактическом материале каждой отдельной науки и противоречия между показаниями различных отраслей знания. Картина, вырисовывающаяся в итоге, представляется нам приемлемым (при современном состоянии знаний) приближением к изучаемой реальности.

Не позднее рубежа III и II тыс. до н. э. (а возможно, и много ранее) некое население, говорившее на одном (или нескольких) из индоевропейских диалектов (или близкородственных языков), проникает с юга (или юго-запада, или юго-востока) в южную часть лесной зоны Центральной и Восточной Европы. Невозможно пока установить, откуда именно пришло это население, и Карпато-Дунайский бассейн также называется в числе одной из возможных промежуточных его прародин. В лесах пришельцы, возможно, вступают в контакт с иным, неиндоевропейским населением, которое, однако, вскоре ассимилируется в языковом отношении.

Примерно со II тыс. до н. э. где-то в лесной области между Эльбой и Десной, Карпатами и Балтикой складывается та языковая (а возможно, и культурная) общность, которая известна в науке под именем балто-славянской общности. Неясно, существовало ли внутри этой общности изначальное тяготение к окраинным центрам (праславянскому и нескольким прабалтским), или же окраинные диалекты объединялись вокруг общего центрального ядра, игравшего роль генератора лингвистических и культурных импульсов.

С течением времени группы населения, тяготевшие к южной части очерченной территории (и, возможно, изначально отличавшиеся определенной самобытностью), под влиянием контактов с более развитыми и родственными индоевропейскими общностями (иранской, фракийской, иллирийской и т. д.) на юге в результате спорадических проникновений в благодатную лесостепь стали развиваться в культурном и языковом отношении несколько быстрее, нежели их северные соседи, образуя основу праславянского этнического массива.