Скифская чаша

— Лоденок?.. — процедил, будто припоминая, Дробаха. — Кажется, знаю... — Он бросил взгляд на Хаблака, как бы советуясь с ним, и майор понял, что Дробаха впервые слышит эту фамилию, просто ловко подыгрывает чванливой блондинке. — Говорят, прекрасный руководитель.

— Да, мужа ценят.

— Главное, чтоб ценила жена.

— Не без того.

— Он провожал вас в аэропорт?

Людмила Романовна посмотрела на Дробаху как на абсолютного невежду.

— Муж заботится обо мне.

Дробаха подумал: небось намного старше и бегает на цыпочках вокруг своей крали.

— Какой багаж имели?

— Два чемодана.

— Вы сами укладывали вещи?

Женщина презрительно хмыкнула.

— Юра не позволяет мне заниматься бытом.

«Ну и ну, — подумал следователь, — неужели эта кукла не удосужилась даже вещи свои уложить?» Сверкнул глазами и уточнил:

— Летите в Одессу на отдых?

— Муж достал путевку в санаторий.

— И вы позволили мужу подбирать вам платья?

— Я вытащила из шкафа, а Юра укладывал.

— Он умеет это?

— Мой Юра все умеет. А зачем вам мои чемоданы?

Дробаха вроде бы пропустил этот вопрос мимо ушей.

— Итак, — уточнил, — ваш муж сам укладывал вещи? Без вашего вмешательства?

— Да.

— И сам сдал их в аэропорту?

— Он же муж!

— Вы всегда ездите на курорт одна? — вмешался Хаблак.

Людмила Романовна перевела на майора любопытный взгляд, губа у нее дрогнула, видно, хотела ответить резко, но сдержалась.

Хаблак почувствовал, что проявил бестактность, и пошутил:

— Оставлять дома такого руководящего мужа в одиночестве небезопасно.

— Считаете?.. — улыбнулась легко, но вдруг наморщила лоб, вероятно, иногда и сама думала так, помрачнела, взглянула на Дробаху и повторила: — Считаете, так?.. Потому и расспрашиваете о чемоданах? Говорите прямо...

— Ну что вы, просто надо уточнить некоторые детали...

Людмила Романовна переплела пальцы, сжала так, что суставы побелели, и вдруг сказала твердо и непреклонно:

— Он завел себе любовницу и решил избавиться от меня. А я как последняя дуреха... Да, немедленно возвращаюсь домой!..

Дробаха обошел вокруг стола и наклонился к женщине.

— Вы воспринимаете наши вопросы чересчур серьезно, — попробовал успокоить. — Просто мы разыскиваем некоторые вещи, произошел несчастный случай, вот и расспрашиваем пассажиров.

— Ага, значит, это несчастный случай... — Черты лица у Людмилы Романовны смягчились, она сразу поверила Дробахе, конечно же ей хотелось верить ему, и Хаблак подумал, что перепады в настроении женщин редко подчинены логике и зависят преимущественно от эмоций. — Ну вот, случай, а я наговорила на мужа бог знает что, надеюсь, вы не приняли за чистую монету?

— Ни в коей мере, — заверил Дробаха, — и не нужно вам возвращаться домой, тем более, — взглянул на часы, — что через несколько минут объявят ваш рейс.

Когда Людмила Романовна ушла, Хаблак устроился на ее стуле и вытянул блокнот.

— Четверо, — сообщил, — у меня четверо таких, которые требуют проверки.

— И у меня трое. — Дробаха кивнул на исписанный листок бумаги. — Одну из них вы видели: уважаемая Людмила Романовна Лоденок. Не очень верится, что ее муж мог прибегнуть к таким... — запнулся, подыскивая слова, — крайним мерам, но проверить обязаны. Еще имеем Николая Васильевича Королькова. Академик, директор научно-исследовательского института. Летит в Одессу на симпозиум, чемодан укладывал дома сам, жены у него нет, разведен, но потом в институте чемоданом мог распорядиться кто угодно: оставил его возле вешалки в приемной.

— Но ведь в приемной сидит секретарша, — возразил Хаблак, — и от ее бдительного ока...

— Но она, конечно, выходила из приемной, и не раз, затем, может, у нее есть основания не любить начальника. К тому же Николай Васильевич не может вспомнить, кто положил в его чемодан бутерброды, принесенные из буфета. Академик весь в своей физике, ни на что другое его не хватает.

— Да, — склонил голову Хаблак, — у таких людей много учеников, друзей, много и недругов. — Представил, какой переполох вызовет расследование дела с чемоданом академика не только в институте, и нахмурился.

Дробаха аккуратно сложил листок с пометками, спрятал во внутренний карман пиджака.

— Наконец Ярослав Нестерович Залитач, студент-заочник и рабочий. Его дорожную сумку паковали товарищи в общежитии. Основательно набрались и поехали в аэропорт.

Хаблак постучал пальцами по красной обложке своего блокнота.

— У меня четверо. Профессор медицины Мария Федотовна Винницкая. Раз. Евгений Емельянович Трояновский. Скульптор. Два. Григорий Андреевич Дорох. Председатель колхоза из села Щербановка. Три. И наконец, четвертая. Надежда Мирославовна Наконечная. Официантка ресторана.

— Итак, семеро, — подытожил Дробаха торжественно, как будто сделал большое научное открытие. — И все из Киева. Кроме председателя колхоза. Но — Киевская область.

Они возвратились в аэропорт и вышли на летное поле. Хаблак увидел цепочку пассажиров, потянувшуюся к самолету, стоявшему неподалеку. Во главе ее шла седая женщина в темном английском костюме. Шагала, помахивая сумочкой, суровая и независимая, будто прокладывала путь людям, измученным ожиданием, нервотрепкой и разговорами со следователем.