— А если он любит приключения? Если он не представляет без них свою жизнь? — спросил Скилл.
— Приключения? Бессмысленные глупые авантюры, пахнущие кровью и потом? Неужели кто-нибудь из вас предпочтет трястись в мокром от конского пота седле, нежели возлежать на ложах, беседуя с друзьями? Нет, ответите вы. И будете правы. Приключений ищет лишь тот, кого манят золото, кровь, слава. Они пытаются встать наперекор судьбе, и она ломает их пополам. И поделом! Разве в этом удел нормального человека? Ведь ему не нужна слава, он не испытывает сладкого трепета при виде золота, он не звереет от запаха крови. Человек не любит, когда тело его перегружено чрезмерной работой, а конечности вздуваются желваками мускулов. Наслаждение — вот истинное призвание человека. Наслаждение, даруемое женщиной, вином, пищей. То наслаждение плоти. А бывает и высшее наслаждение, о котором упоминал Леониск. То наслаждение от общения с друзьями, наслаждение от умной беседы. Наслаждайтесь, друзья мои, ибо жизнь коротка и мы должны успеть взять от нее сколько возможно. Играй, Герон!
Негромко звякнули струны кифары, и комнату наполнила тихая мелодичная музыка. Все затихли. Поднося к губам кубок, Скилл почувствовал, что его ухо игриво прикусили острые зубки. Скилл привлек девушку к себе. Она улыбалась, слабый отблеск свечей играл в серых глазах. Обняв скифа за шею, девушка шепнула:
— Нехороший, ты даже не спросил мое имя.
— А ведь и вправду, — согласился он. — Виноват. Как тебя зовут?
— Лаоника, — тихо шевельнулись губы девушки.
— Какое красивое имя, — прошептал Скилл. — Какая красивая ты.
Губы скифа коснулись губ Лаоники.
— Не здесь, — шепнула она. — Пойдем в другую комнату.
Она поднялась и направилась в темноту. Скилл несмело пошел вслед за ней…
С такой страстью он не сталкивался уже давно, а если быть более точным, с тех пор, как расстался с Тентой. Лаоника была неистощима в любовных забавах. Она то отступала, то нападала вновь. Ее ласки, походившие на нежный майский цветок, через мгновение превращались в бушующий огонь. Скилл позабыл о времени, наслаждаясь прекрасным телом. Но вот Лаоника чуть оттолкнула любовника руками.
— Пока достаточно. Пойдем ко всем. Мы вернемся сюда чуть попозднее.
— Разве мы не ляжем спать? — удивился Скилл.
— Ночью — нет. Мы отоспимся днём.
— А когда же в таком случае вы работаете?
Девушка пожала плечами:
— Не понимаю, о какой работе ты говоришь. Человек рожден, чтобы наслаждаться.
Скилл не стал с ней спорить.
— Да, конечно. Но откуда-то надо брать средства на одежду и еду.
— Об этом заботится Городской Совет. Нам много не нужно. Две туники, немного вина и пищи. Мы не уподобляемся богачам, трясущимся над своими богатствами. Пусть работают они.
Скилл и сам не собирался уподобляться богачам, но он не мог согласиться с такой странной логикой.
— А дом? На какие средства куплен этот дом?
Заплетя волосы в пышную косу и закрепляя ее жгутом, девушка сказала:
— Его построил отец Менандра. Он был воином и пришел сюда из Золотого города. Пришел и остался. Он был со странностями, утверждал, что любит работать. Работал каждый день, в конце концов надорвался. Видишь, к чему может привести работа?
Скиф ничего не ответил, а лишь покачал головой. Ему не хотелось спорить. Он вдруг почувствовал, что может многим пожертвовать ради любви этой прекрасной девушки, ради дружбы с ее странными друзьями. Ему ведь тоже не слишком много надо, и потом…
— У меня есть деньги, — сообщил он Лаонике.
— Много?
— Достаточно.
— Это прекрасно! — Она обрадовалась. — Ты купишь мне новую тунику. Купишь?
Ее голосок звучал чуть капризно. Это было столь очаровательно, что скиф не выдержал и улыбнулся:
— Сколько угодно.
Лаоника оценивающе оглядела Скилла:
— Да.
— Но ты не эллин?
Скилл утвердительно кивнул.
— Кто же? Латинянин? Кельт? Ибериец?
— Я — скиф.
— Скиф? Ой, как неловко получилось! Менандр, кажется, наговорил лишнего…
— Ничего, я не обиделся. Скифы и вправду иногда позволяют себе выпить больше, чем следовало бы. Ты не говори ему, что я скиф. Не надо ставить его в неудобное положение.
— Хорошо, — согласилась девушка. Сев на корточки, она стала тормошить Скилла. — Ну, одевайся и пойдем. Пойдем же!
Когда они вернулись в залу, все тактично сделали вид, будто ничего не заметили. По-прежнему тихо позвякивала кифара, а Менандр вел свой бесконечный разговор.
— Жить для себя — вот высший принцип жизни. Лишь тогда она имеет смысл. Я живу ради того, что я люблю. Почему я должен жить для других? Почему я должен жить для пузатого кабатчика, вонючего землекопа или гремящего медью воина? Почему? Кто мне это объяснит?
— Тогда живи для друзей!
— А зачем, дружище Скилл? Ты стал бы жить ради друзей?
— Я и так живу ради них.
— Это лишь красивая поза! Ты живешь для себя. Или нет? Тогда у тебя больная философия. Как можно жить ради друзей? Объясни мне, как ты понимаешь жизнь.
Скиф на мгновение задумался.