Скифы в остроконечных шапках

Весь остаток ночи со стороны кузни неслось негромкое постукивание и скрежет ножа о металл. На рассвете, когда Старик покинул кибитку и направился к горну, чтобы заняться горшком с наконечниками, Арзак протянул ему меч. Это был не клинок, каким оставил его Старик, а законченный боевой акинак — отточенный, заглаженный, с желобком посередине, вправленный в рукоять.

— Я работал и думал, как ты велел, — сказал Арзак. — Я понял. Двадцать восемь дней — смена луны. Ты работаешь каждый день, не пропуская ни одного. Двадцать семь дней ты делаешь чаши, гривны, котлы и бляшки. Середину луны ты отдаёшь оружию: ночью делаешь акинак, утром — наконечники. Ты поступаешь так для того, чтобы мира было много, а войны совсем мало, чтобы люди не убивали друг друга. Когда я стану настоящим мастером, я буду поступать, как ты. Я хочу быть похожим на тебя, Гнур.

Арзак впервые назвал Старика по имени, как называла его Миррина, и ему показалось, что Старик улыбнулся. Или, может быть, солнечный луч скользнул по суровому лицу, смягчив его обычное выражение. Солнце всходило. Горячий блеск заливал степь.