Голова Рэя гудела от звуков «Liquidator», классика Гарри Джонсона эхом отдавалась под крышей Мэтью Хардинг Стэнд, голос Уинстона Райта выписывал безумные петли, раскачивая «Шед», поколения парней «челси» хлопали в такт, он перевернулся и открыл глаза, чувствуя себя не совсем отвратительно, что было неплохим итогом, если учесть, сколько он выпил прошлой ночью. Он мечтал о той норвежской пташке, которую повстречал несколько недель назад, вспоминая, как она исчезла, когда он отошел отлить, и он не догадывался, почему, и в итоге пил допоздна, а потом отправился за чоу-мейн в Чайна-таун, заказал такси до дома, сидел на переднем сиденье с водителем из Судана, Пол и Джо дрыхли сзади, а он слушал об умершей жене и пропавшей без вести дочери, и этот человек бился, чтобы сохранить рассудок, он не сводил счеты с жизнью только из-за выжившиего сына. В мире Рэя были работа, выпивка, футбол. Он был наивен и не имел представления о настоящих муках. Прошлой ночью все казалось совсем не сложным. Как лагер.
Вчера был лучший день за последние месяцы. Когда все идет ровно, работа таксиста становится одной из лучших в мире. Жизнь была чудесна. Его пассажиры были порядочными людьми, интересными людьми, которые наслаждались болтовней и имели что сказать, и что еще лучше — им нужно было далеко ехать. Он выбрался на прямую дорогу, миновал развязку на пути к Вокингхэму, вокруг — только транспортный поток и ясный день. Это был хороший рейс, со щедрыми чаевыми в десять фунтов, спасибо продавцу игрушек по имени Баз. Этот тип был чудак, но лучший из возможных, безумный профессор с фотографической памятью, по уши влюбленный в оловянных солдатиков. У него были с собой образцы, и он сидел рядом с Рэем, демонстрируя ему пехоту и кавалерию, указывая на чудесные детали и тонкости раскраски. Он выступал против войны и участвовал в маршах против насилия в Ираке и Афганистане, но не думал, что игрушечные солдатики могли причинять вред. Этот товар предназначался для детей и не отличался от тех игр, в которые они играли на своих компьютерах.
Баз оказался в машине после девушки, которая готовилась стать монахиней. Рэй выехал с нею из ее из дома в Джордж Грине и направлялся в Аскот. Он наслаждался рассказами девочки о Боге, и Иисусе, и святом Иоанне Крестителе, как она собирается помогать другим, ездить в Африку или Южную Америку. Она могла говорить и говорить, и ему не хотелось, чтобы поездка закончилась. Она хорошо излагала материал, затем перешла к китам и планетам, и он бы согласился с нею, хотя никогда не думал обо всем этом в религиозном смысле. Она была маленьким хрупким существом, которое нуждалось в защите, и понимала, что Церковь позаботится о ней, а он не мог решить, хорошо это или плохо — постричься в монахини, но уважал ее достоинство и решимость.
Выходные закончились, но он так и не повидался с Лиз и девочками, хорошее настроение и добрый улов нужно было отметить, и сперва они пропустили по пиву в «Юнион Джеке» с дядей, Хокинзом, Бастером и Большим Фрэнком, затем продолжили с Полом, Красавчиком и другими парнями, они, покончив с кебабом и картошкой-фри, в этот вечер, держались до конца. Его голова начала болеть, когда он подумал о лагере и мясе, луке, перце и жире на картошке-фри. И он не мог вспомнить, чем все закончилось.
«Liquidator» продолжал играть, снова и снова, десятки лет, все громче и сильнее, действуя ему на нервы.
Раздался звонок на мобильном, от Лиз. Вот только светской беседы ему не хватало. Но он взял трубку.
— Тебе лучше приехать, — закричала она.
— Что стряслось?
— Просто приезжай и поговори с Челси. Я нашла у нее в кошельке две гребаных таблетки экстази.
Рэй выскочил из кровати и оделся в две минуты. Он почистил зубы и отлил, схватил пакет молока из холодильника и выпил его, спеша скорее выбраться из квартиры. Он забрался в машину и завел мотор, затрубила музыка, Gundog играл «In The Eyes Of A Jury». Он выключил это. Его дочери не принимали наркотики. Это была какая-то ошибка. Он думал об этом секунду. Кто-то, должно быть, продал их Челси. Наркобарыги были повсюду, их следовало отлавливать и отстреливать. Особенно тех, кто продает экстази одиннадцатилетним девочкам. Особенно подонка, который продал это его гребаной дочери. Рэй потянул рычаг, и эта дрянь не сработала. Он ударил по рычагу, треснул кулаком по приборной доске, стекло на спидометре треснуло, он выбрал секунду, услышал, как двигатель вздохнул, и он тронулся с места, набирая скорость. Начав движение, он уже не останавливался и проскочил на красный, выехав на главную дорогу, ведущую к его дому. В начале дня транспорта на улицах не было. Солнце висело, словно тяжелый раздражающий шар, он допил молоко и бросил пустой пакет на заднее сиденье. Его мысли укорачивались, сжимались, ярость нарастала. Рэй знал, что нужно сделать.