Скиталец

Томас уже не впервые увидел, как в одно мгновение ход сражения коренным образом изменился. Весь день шотландцы были атакующей стороной, они наседали яростно и неукротимо и, несмотря на потери, могли вот-вот одержать успех, но теперь именно то их крыло, которое было ближе всего к тому, чтобы подарить своему королю победу, оказалось смятым. Английские всадники на полном скаку ворвались в их гущу, разя копьями, мечами, секирами и булавами. Лучники следовали за рыцарями и ратниками, наскакивая на чудом увернувшихся от всадников шотландцев, словно охотничьи псы на оленей.

— Пленники! — крикнул лорд Перси своим вассалам. — Мне нужны пленники!

Какой-то шотландец замахнулся топором на его коня, но промазал, в отличие от самого лорда, который нанес воину рубящий удар мечом. Оказавшийся рядом лучник добил раненого ножом и вспорол ему куртку в поисках монет. Двое даремских плотников насели на ратника, сбили его с ног и принялись молотить по шлему тяжелыми плотницкими теслами. Английский лучник отпрянул, хрипя и хватаясь за вспоротый живот. Шотландец с яростным ревом устремился за ним, но споткнулся о лук, упал и уже не встал, затоптанный в давке. Попоны английских лошадей сочились кровью, когда всадники, промчавшись сквозь шотландские ряды, как нож сквозь масло, повернули назад. Им навстречу уже двигалась следующая волна английских конников. Те шли в бой с поднятыми забралами, ибо охваченный паникой враг не оказывал сколь бы то ни было серьезного сопротивления.

Однако и левый фланг, и центр шотландской армии еще оставались целыми.

Левый фланг снова оказался оттесненным в лощину, но если в прошлый раз лучники расстреляли шотландцев сверху, сами находясь в безопасности, то теперь английским ратникам хватило глупости спуститься вниз, навстречу врагу. В результате они сцепились с шотландцами на уже заваленном трупами дне оврага, в такой толчее, где одетым в кольчуги людям было тяжело даже двигаться, не говоря уж о том, чтобы размахнуться мечом. Воины кряхтели, сопели, надсадно стонали в давке, убивали и умирали сами, падая в окровавленный папоротник. При этом ни одна сторона не могла взять верх, ибо, усилив напор, сражавшиеся лишь вытесняли противника наверх, и тот, получив подкрепление, переходил в новое наступление. После каждого такого натиска и каждого отхода на дне оврага оставалось еще больше раненых и умирающих, призывающих Иисуса, проклинающих врага и истекающих кровью.

Попрошайка — не человек, а живая гора — стоял, расставив ноги, над телом графа Морея и, потешаясь над шотландцами, вызывал смельчаков на бой. Своей тяжкой булавой он уже уложил с полдюжины смельчаков, а когда на него с яростным воем налетела целая стая свирепых, бесстрашных горцев, Пугалу, наблюдавшему за битвой сверху, показалось, что он видит схватку огромного медведя со сворой мастиффов. Сэр Уильям Дуглас, слишком хитрый и опытный вояка, чтобы угодить в ту же ловушку во второй раз, наблюдал за битвой с противоположной стороны лощины, не переставая удивляться тому, что люди по доброй воле лезут в эту чертову яму навстречу смерти. Потом, поняв, что во рву смерти нельзя ни выиграть, ни проиграть сражение, он снова направился к центру, где, несмотря на разгром левого крыла шотландцев, центр, возглавляемый лично королем, еще имел возможность одержать великую победу. Ибо люди короля после столь долгих безуспешных попыток смогли-таки прорваться за каменную стену. В одних местах они разбили ее, в других она рухнула под напором огромной массы людей сама. Хотя для отягощенных доспехами и щитами людей обвалившиеся камни тоже представляли собой преграду, бойцы хлынули в образовавшиеся проломы и стали теснить английский центр. Шотландцы, невзирая на потери, устремились вперед с такой яростью, что изрубили пару десятков пытавшихся задержать их стрелами лучников и теперь яростно рубили и кололи, прокладывая себе путь к знамени самого архиепископа Йоркского. Король, забрало которого было липким от крови, сочившейся из раненой щеки, находился в переднем ряду своего шелтрона. Капеллан короля сражался рядом со своим монархом, размахивая шипастой булавой. Оба Дугласа, дядя и племянник, присоединились к этой яростной атаке, и сэр Уильям даже устыдился своего вызванного дурным предчувствием совета отступить. Можно ли было не верить в победу столь отважных и рьяных воинов, как его соотечественники? Английский центр дрогнул и стал отступать, почти не держа строя. Сэр Уильям приметил, что сзади к теснимым рядам противника подводят лошадей, и, предположив, что англичане готовят бегство, удвоил свои усилия.

— Бей, убивай! — яростно проревел он.

Победа была так близка. Достаточно смять английские ряды, и повергнутые в панику враги уже не доберутся до лошадей, превратившись в скот, предназначенный на заклание.

— Убивайте! Убивайте! — кричал своим людям с высоты седла король.

— Не забывайте про пленников! — выкрикивал более рассудительный граф Ментейт. — Захватывайте пленников!

— Ломи! Ломи! — ревел сэр Уильям.