Скиталец

Генрих. Значит, в этом мире я переделал свое имя с французского на немецкий лад. Итак, я уже знал, что я - обер-лейтенант Генрих. Фамилия, вероятно, осталась той же. Может быть, исчез или переделался русский суффикс. Но увижу паспорт - разберусь. Надо выяснить, как же я здесь очутился.

- Извините, я не совсем хорошо помню.

Как я здесь оказался?

- Вы попали к нам с сотрясением мозга после подавления бунта заключенных.

- Странно... Ничего не помню, - на редкость откровенно сказал я.

- Это бывает. У вас был сильный удар по голове. Вы пролежали без сознания почти три дня.

- Неужели?!

- Мы уже начали волноваться.

- Я рад... Что за меня волнуются.

Она смущенно улыбнулась.

- Расскажите что-нибудь, - сказал я ей.

- Что-нибудь? - переспросила она.

- Просто хочется поговорить.

Тут бы анекдот какой рассказать, но как это всегда бывает ничего путного на ум не приходило.

- Извините, меня ждут другие пациенты, - наконец оборвала она неловкое молчание. - Но я еще вернусь.

Она улыбнулась обаятельной, очень женственной улыбкой и вышла, закрыв за собой дверь.

За градусником она вернулась минут через двадцать, но и в этом случае ничего дополнительного из нее вытянуть не получилось.

Потом был завтрак, имевший ту же информативность, возмещаемый, однако, калорийностью. А проголодался я, к слову, изрядно.

А потом пришел доктор.

Это был невысокий, похожий на сову человек лет шестидесяти. Он порасспрашивал меня о самочувствии, после чего мы поговорили на общие темы. Пытаясь выведать как можно больше, я спросил его, не случилось ли его интересного за время моего беспамятства.

- А ведь действительно случилось, - ответил он. - Пока вы были без сознания, Фриц Шварцкофф совершил первый пилотируемый полет в Космос! Каков технический прогресс!

Я был действительно удивлен. Это насколько должно было отстать техническое развитие, если первого космонавта они запустили только теперь! Видимо, Германия, если и не является единственной страной на Земле, то, во всяком случае, уж наверняка не имеет конкурентов. А без оных наступает застой. Ну тогда со своими знаниями я бы мог бы... Хотя нет, здесь я не физик.

Досадно!

Я вспомнил, как наша желтая пресса последних лет, дабы опорочить Советский Союз, писала, что будто бы фашисты запускали космонавтов задолго до Гагарина, и что недавно, якобы, двое из них вернулись... Я немного задумался, и доктор принял это за сверхволнение.

- Да, зря я вам об этом сказал. Вам не надо сейчас волноваться. Но все же такое событие! Должны же мы были запустить в космос человека до конца нашего тысячелетия.

- Да, это точно, - автоматически ответил я, - Тысячелетний Рейх должен быть космической державой!

- Кстати, могу вас еще раз обрадовать.

После обеда вас навестит очень приятная фрау.

- Она назвалась?

- Женатому человеку грех задавать этот вопрос. Конечно, это фрау Алиса.

Алиса. Неужели та самая!

***

Я не ошибся, это была та самая Алиса. Видимо наша встреча в самолете была не случайна, и наши линии жизни были основательно пересечены.

- Ты изменился, - сказала она, после того как мы бурно, а точнее, очень бурно поприветствовали друг друга.

- Да, Алиса, я не могу сказать, что последние события отразились на мне благосклонно.

- Все остришь. Хотя, по-моему, ты сам не свой после Москвы.

- Может быть... Но по голове меня стукнули здесь... Знаешь, у меня действительно проблемы. Когда я пришел в себя, я не помнил, кто я и где я. Потом понемногу вспомнил, но не все. Ты представляешь, я не могу говорить на немецком.

- Ты и раньше говорил не очень уж. Все время путал падежи и времена.

- Одно дело путать падежи и времена, а другое дело вообще не говорить.

- Так серьезно?

- Да. Выражаясь научным языком, у меня частичная амнезия, отягощенная женевю.

- Чем?

- Ложными воспоминаниями. Но я не хотел бы это обсуждать с врачом.

- Да уж... Это было бы совсем некстати.

Слушай, тебе же положен отпуск. Когда выпишешься, поедем к твоим.

- Это мысль.

- Кстати, почему ты не спрашиваешь, как прошла презентация моей последней книги?

- Ой, Алиса! Как я мог забыть! Расскажи, пожалуйста.

Как и в моем мире, она была писательницей.

***

Пролетело еще несколько дней, и вскоре я продолжил свое выздоровление дома.

Это было что-то вроде семейного общежития. Оценивая положительные стороны, можно отметить идеальную чистоту. И еще, люди были спокойнее, одухотвореннее и, я бы сказал, красивее, чем нашем мире. Может быть, сыграла роль политика евгеники?

Я даже удивился, как же во всем этом спокойствие мог произойти бунт.

Но такова была моя работа. Внутренние войска СС. Охрана лагерей. С моим положением "дикого" арийца это было, пожалуй, лучшей карьерой.

Техника же оставляла желать много лучшего. Во всяком случае, ни о каком персональном компьютере можно было и не думать. И на этот раз выкрутиться с работой мне будет куда как сложнее.

Алиса подошла ко мне сзади, когда я, поглощенный этими мыслями, глядел в окно. Я поделился с ней своими проблемами по поводу работы и амнезии.

- А ведь у нас совсем не жалуют психов!