Скиталец

Глаза его покраснели от слез, но в темноте этого было не разглядеть. Элеонора мертва. Отец Хобб мертв. Брат Коллимур тоже мертв. Всех троих убили, зарезали ножом, и никто не знал имени убийцы, хотя один из монахов и упомянул про виденного подозрительного смуглого слугу, явившегося в обитель с иностранным священником. Томас сразу вспомнил незнакомца, назвавшего себя посланцем. Священник и его слуга, он видел их на рассвете, когда Элеонора еще была жива и они еще не поссорились. А теперь она мертва, и виноват в этом он, Томас.

Волна боли и печали захлестнула юношу, и в нефе темного собора прозвучал его горестный стон.

– Тише! – шикнул приор, возмущенный этим неподобающим шумом.

– Я любил ее!

– На земле есть и другие женщины, сотни женщин.

Возмущенный приор сотворил крестное знамение.

– Зачем король отправил тебя сюда? Что ты искал? Я повелеваю…

– Она была беременна, – сказал Томас, устремив взгляд наверх, – и я собирался жениться на ней.

В душе его было пусто и мрачно, как в огромном пространстве собора.

– Я приказываю тебе все сказать мне! – повторил приор. – Во имя Господа, я приказываю тебе!

– Если королю будет угодно, чтобы ты узнал, что именно я ищу, – заговорил Томас по-французски, хотя приор до сих пор обращался к нему на английском, – пусть он явит милость и сообщит тебе это сам.

Приор сердито уставился на перегородку с распятием. Услышав, что юноша говорит по-французски, на языке знати, он замолчал, ибо это заставило его задаться вопросом: кто же этот лучник? Два ратника, слегка позвякивая кольчугами, прошли по каменным плитам пола, они направлялись поблагодарить святого Кутберта за то, что остались живы. Бо́льшая часть английской армии находилась сейчас далеко к северу, отдыхая, чтобы с рассветом возобновить погоню за разбитым врагом, но некоторые рыцари и ратники вернулись в город, сопровождая особо ценных пленников, которых разместили в замке, в покоях епископа. «Может быть, – подумал приор, – сокровище, которое ищет этот Томас из Хуктона, уже не имеет значения? В конце концов, англичане захватили в плен самого короля и половину шотландских лордов, так что теперь их жалкую страну выжмут досуха». Но у него никак не шло из головы слово «тезаурус». Оно означало «сокровище», а Церковь всегда нуждается в деньгах. Приор встал.

– Ты забываешь, – холодно сказал он, – что ты мой гость.

– Я это помню, – ответил Томас. Ему отвели место в монашеских странноприимных покоях, а точнее, в тамошних конюшнях, ибо помещения поудобнее предназначались для более важных особ. – Я это помню, – устало повторил он.

– Может быть, – предположил приор, подняв глаза к высокому, теряющемуся во мраке своду, – ты знаешь об убийстве брата Коллимура больше, чем делаешь вид?

Лучник не ответил: слова приора были полным вздором, и он сам знал это, ибо, когда был убит старый монах, юноша находился на поле боя, да и скорбь Томаса по Элеоноре была неподдельной. Но приор был зол и говорил не думая. Думать он сейчас мог только о сокровище.

– Ты останешься в Дареме, пока я не разрешу тебе уйти, – заявил он раздраженно. – Я уже распорядился не отдавать тебе твою лошадь. Ясно тебе?

– Ясно, – устало сказал Томас и проводил удаляющегося приора взглядом.

В собор входило все больше воинов, их тяжелые мечи звякали о колонны и надгробия. Из тени позади одного из боковых алтарей за Томасом следили Пугало, Попрошайка и Дикон. Они установили за ним слежку, едва закончилось сражение. Теперь сэр Джеффри красовался в отличной кольчуге, снятой с убитого шотландца, однако хотя у него и была мысль присоединиться к преследователям и вдосталь пограбить, он ограничился лишь тем, что послал в Шотландию с полдюжины своих головорезов. Сам сэр Джеффри рассудил, что если уж сокровище, за которым послали Томаса, интересует самого короля, то оно всяко заслуживает и его внимания, а потому ему лучше понаблюдать за лучником.

Томас не замечал пристального взгляда Пугала, да и вообще ничего вокруг. Он думал о том, что никогда уже не будет таким, как прежде. После целого дня натягивания лука все его мускулы болели, спина ныла, тетива натерла на пальцах правой руки кровавые мозоли. Если юноша закрывал глаза, то не видел ничего, кроме шотландцев, устремлявшихся к нему, черной полосы сгибающегося лука и белого оперения стрел. А потом эта картина исчезала, и перед его мысленным взором представала корчащаяся в муках Элеонора. Ее убили не сразу, сначала заставили говорить. Но что она знала? Сам Томас вообще сомневался в существовании Грааля и взялся за эти поиски без всякой охоты. Ему хотелось не разыскивать сокровища, а стать командиром лучников, однако вышло так, что он по недомыслию отправил свою возлюбленную и своего друга навстречу гибели.

Чья-то рука прикоснулась сзади к его шее, и Томас отпрянул, ожидая худшего, чуть ли не клинка убийцы, но вместо этого услышал голос лорда Аутуэйта.