Скитания ворона

— Ну, что стряслось, давай все по порядку и без истерик.

Нил поцеловал ее, но она как-то резко отстранилась.

— Сесиль всегда выбирает холодные духи. — Доминик мгновенно услышала еще несмытый запах.

— Ладно, ты за этим меня позвала или что-то более существенное тебя волнует? И как ты, разведчица, меня отыскала?

— Даже не знаю с чего начать. Это старая банальная история… Короче, вчера, когда я выехала за покупками в город, я встретила одного человека, старого знакомого. Мы давно не виделись… В общем, я познакомилась с ним летом шестьдесят восьмого. Не знаю, что тебе, русскому, скажет эта дата, но ни один француз никогда не забудет этот жаркий год. Жаркий в политическом смысле. Демонстрации, баррикады, революционные комитеты, стычки с полицией. Молодежь вдруг захотела немедленной революции. Не только экстремисты, но вообще вся молодежь, особенно студенты. А я как раз училась в Сорбонне, на историческом…

— Понятно. Как говорят у нас в России — башню снесло.

— Вот именно. Я вся отдалась борьбе, без остатка.

— Не оставалось времени даже на мужчин? Ого…

— Не иронизируй, это было давно. Днем стояла в пикетах, распространяла листовки, ночью эти листовки печатала, изучала Маркса, Троцкого, Мао… Я тогда жила в Баньо, это хоть и за чертой Парижа, но от университетского городка недалеко.

Нил кивнул.

— Пара остановок от парка Монсури. Я знаю, регулярно ездил в Коммерческую Школу мимо этого твоего Баньо.

— У меня там был домик, оставшийся от родителей. В подвале я устроила подпольную типографию, иногда прятала товарищей, за которыми охотились флики. То есть, полиция.

— Спасибо, я знаю, что такое «флики».

— Да. Так вот однажды мне привели его, ну, того человека. Люка, председатель нашего комитета, сказал, что Маню, так его звали, «завалил свинью», то есть, убил полицейского во время беспорядков, и его нужно приютить на несколько недель, пока все не поутихнет. Он, этот Маню, был такой заросший, грязный, вонючий, такой восхитительно вульгарный — настоящий революционер-пролетарий, герой из низов, с которыми мы так рвались слиться в едином революционном порыве. В первую же ночь он напился до невменяемости и изнасиловал меня — грубо, скотски… Потом потребовал денег и выпивки. И так продолжалось полтора месяца, пока все мои сбережения не подошли к концу. Я теряла голову, как же быть дальше, но Маню все решил за меня. Однажды утром он сбежал, прихватив мамину шкатулку с драгоценностями, а через день нагрянула полиция… В участке мне показали фотографию Маню и разъяснили, что никакой он не революционер, а потомственный уголовник, несколько раз сидел за кражи, и убил он вовсе не полицейского, а такого же как он подонка — в пьяной драке, бутылкой по голове. А потом сбежал и заморочил голову Люка и всему нашему комитету. После допроса меня отпустили и даже довезли до дому, я была в слезах, в истерике, сама не своя… Но самое ужасное я узнала несколько дней спустя — я беременна. Само собой, пришлось сделать аборт, не рожать же от такого выродка, только все прошло неудачно, и у меня не может быть детей. Потом, когда в моей жизни появился Алекс, старинный друг отца, я так и не смогла рассказать ему все, и в моем бесплодии он поначалу винил самого себя, а потом и вовсе смирился с мыслью, что детей у нас не будет… Прошло десять лет, и вот опять явился этот негодяй. Он откуда-то все пронюхал. Мне пришлось дать ему денег, чтобы все замять. Он потом несколько раз еще приезжал, и я опять давала деньги. А вчера он заявил, что нуждается крупной сумме, якобы он кому-то должен, и его жизнь в опасности. Но я точно знаю, что он просто наркоман, и деньги нужны исключительно на героин. Алекс не подпускает меня к деньгам, потому что сам выполняет все мои желания, а незначительные суммы на мелочи никак не покроют то, что он от меня требует. Я в отчаянии.

— Так ты лучше откройся мужу. Дело-то прошлое.

— Ах, я не могу, не могу. Милый Алекс так любит детей, он так убивался, что у нас их нет. Правда убьет его, он не выдержит, а этому мерзавцу терять нечего, на сей раз он не пощадит меня.

Доминик вытянула сигарету из пачки Нила и нервно закурила. Нил заметил, что пальцы ее дрожат, и вся она как-то в миг постарела, утратив обычную привлекательность.

— Как он выглядит, этот твой Маню, и где он остановился?

— Выглядит как дегенерат, настоящее животное, ты ни с кем его не спутаешь, а остановился он в мотеле, там, недалеко от заправочной станции. Нил, ты достал денег? Я отвезу ему побыстрее и, надеюсь, он отстанет на время, а там видно будет.

— Да, деньги я привез. Ты сейчас же поедешь домой и не будешь носа высовывать, пока я не скажу. И будешь слушаться меня, не задавая лишних вопросов. Я сам разберусь с этим проходимцем, уверен, что он не откажется от моего предложения немедленно уехать подальше от Камбремера и не беспокоить тебя впредь.