...ское царство

В этот момент раздается учтивый стук, Роза отвечает: «Войдите!». Из-за двери ложи показывается половина немолодого мужчины в очках.

— Можно начинать? — спрашивает полчеловека.

— Через десять минут, — пищит Роза, и дверь закрывается. — Так вот, Гарик… Тебя так зовут, правильно?

— Можно и так.

— Гарик — это Игорь, верно?

— Нет не верно, — начинает раздражаться тот. — Меня зовут Гариф.

— Га?.. Гари-иф?! — восклицает толстуха таким тонким голосом, что он уже становится похожим на ультразвук. — Это что же за имя такое?

— Это татарское имя, — почти зло отвечает Гариф. — Неужели Максим об этом ничего не сказал?

— Сима! — взвизгивает, вскинув смоляно-черные брови Роза.

— Я думал это неважно… — испуганно оправдывается Максим.

— Как же «неважно»! Очень даже важно! Татары — моя любимая национальность. Честное слово, Гариф. Какая приятная неожиданность.

С этими словами она поддергивает и без того чрезвычайно короткий подол платья и не без труда закидывает ногу на ногу. Ноги жирные, складчатые, синюшные, без чулок. Растерянность на лице Гарифа граничит с отчаянием. И тут громадная Роза закатывается пронзительным верезжащим смехом, напоминающим визг пилорамы. Отсмеявшись, она извлекает откуда-то маленькую сумочку, сработанную из золотых колец, как кольчуга, из сумочки — пудреницу, тюбик помады, и, поправляя макияж, возвращается к болтовне:

— А что, Гариф, нравлюсь я тебе? Может быть, чуть-чуть полновата, но пословица говорит: мужчины не собаки, на кости не бросаются, — с этими словами она вновь всем своим неохватным телом разворачивается к Гарифу.

— Не могу сказать, что вы, Роза, краса ненаглядная, — просто отвечает он.

Максим, на протяжении всего разговора, как и Гариф, так и не успевший присесть, слыша такие слова, точно вытягивается в струнку и открывает рот, открывает довольно широко.

— Только вот не пойму, — продолжает Гариф, — зачем вам понадобилось так бездарно фиглярить? Этому нельзя поверить. Таких глупых людей просто в природе не существует. Но я, пожалуй, пойду… — он делает движение к выходу.

— Ты… Ты… Ты… — выдавливает из себя Максим, в оторопи не способный приискать ни нужного слова, ни действия.

— Постойте, Гариф, — вдруг раздается мягкий голос Розы, совсем не похожий на давешний.

Гул за парапетом сгущается, раздаются первые аккорды, все покрывает неистовый гвалт, и тотчас, умноженный силой многочисленных динамиков, обрушивается вокально-инструментальный рев.