Сколько стоит ваше сердце? (СИ)

Истерики не случилось. И громы небесные не разразились в кабинете. Хан лишь прикрыл круглые, чуть навыкате, глаза и выругался. Длинно и замысловато, но абсолютно бесстрастно.

— А вот это — петля, — произнес он после долгого молчания, — без вариантов. Ты жив, потому что императора пока нет в Аверсуме. Но это ненадолго. О чем думал?

— О том, что таких девушек — одна на миллион. А любовь — подарок Богов. От таких вещей не отказываются.

— Ты же неверующий, — хмыкнул Хан.

— Не в этом случае.

— Бездна, — Хан снова, уже привычным жестом потер лицо, — Дженга никогда не отдают то, что считают своим.

— Я тоже, — спокойно сообщил Марк.

— Демоны и ад… Я понятия не имею, как тебе помочь. Единственный совет, и это ценный совет: молчи о графине намертво. Что бы не вообразил себе суд — пускай. Правда — опаснее.

— Разберусь, — Винкер наслаждался кофе и выглядел расслабленным.

— Всегда хотел спросить… — Хан с интересом посмотрел на Винкера, — Ты, действительно, ничего не боишься? Вообще?

— В детстве отбоялся. Когда на башню за Классной Книгой лез. Так перетрусил, что… в общем, все остальное уже было как-то вообще не страшно.

— Даже не знаю: жалеть или завидовать.

— Прими к сведению и используй к выгоде, — серьезно посоветовал Марк, — это самый продуктивный путь. Если у тебя все… то я хотел бы оказаться в той самой теплой и сухой камере. Выспаться хочу — сил нет.

Гамсун заметно поколебался, но все же достал из ящика стола тяжелую, стальную штуку, напоминающую наруч. Открыл. Винкер ободряюще кивнул и вложил в него левую руку. Хан медлил.

И Марк сам защелкнул на себе браслет.

Темные стволы стояли стеной. Изумрудный мох, какой-то не по-хорошему яркий, ковром ложился под ноги, льстиво и подозрительно, а потом чавкал, и отпускал ногу неохотно. А иногда из под сапога порскала юркая, подвижная змейка.

И шорох — этот постоянный, неумолчный шум, днем и ночью, в закат и на рассвете. Он сводил с ума и навевал нехорошие сны. И пахло плохо — гнилой водой. Для людей, выросших на краю пустыни, гнилая вода, это… все равно, что оскверненный алтарь.

"Проклятое место — шептались солдаты, — проклятая земля…"

Из Бара Лессу удалось увести около трех тысяч вполне боеспособных ребят… Вот только боеспособность их таяла с каждым днем в этом лесу, а первобытный страх набирал силу, превращаясь в панику.

Утром обнаружилось, что почти четыре сотни человек исчезли. Просто исчезли, прихватив с собой лишь свои заплечные мешки. Видимо, решили, что с армией Лесса им ловить нечего.

Генерал пожелал им удачи и — добраться до родины. Пустыня всех примет. Дезертиров Священный Кесар повелел закапывать в пески по шею и оставлять на трое суток. Выживет — значит, Боги милостивы. На памяти Лесса таких "помилованных" не находилось. Пустыня жестока…

Но она и в половину не так ужасна, как эти болота…

На очередной поляне, где остатки войска решили устроить привал, их ждало открытие — четыре сотни пар сапог… тех самых. И — не пустых.

Рвало всех, самого Аргосского тоже. И сколько в этом было естественной брезгливости от нехорошего запаха, а сколько животного страха — кто знает?

Фиольцы двигались к границе с Кароттой… Точнее, они думали, что двигаются именно туда. А скользящий следом огромный змей не видел нужды их переубеждать или направлять.

Такой задачи перед ним не стояло. Он собирался не прогнать врага со своей земли, а оставить его тут. В этих болотах. И то, что генерал Аргосский бодро чесал вперед, описывая круг, и вскоре должен был повстречаться со своим собственным следом, его абсолютно устраивало.

К тому времени армия уменьшится еще больше.

Змей был огромен… Но даже он не мог съесть сразу три тысячи человек вместе с подкованными сапогами. Приходилось дозировать. Завтрак, обед, полдник и ужин.

— Как заключенный из пятнадцатой камеры? — спросил Хан.

— Спал почти сутки, — доложил надзиратель, — даже не ел. Ему и обед принесли, и ужин — и все пришлось унести назад. Мы два раза проверили, думали — может с собой покончил от отчаяния, всякое же бывает. Нет. Просто спал. Такое ощущение, что он дорвался до сна, как… простите, моряк до бабы.

— А сейчас как?

— Разминку делает. Это правда, что он — сам святой Эдер?

— С чего ты взял такую глупость? — удивился и возмутился Хан.

— Так похож, — простодушно отозвался тот, — сильно похож. У меня жена, сами знаете, сильно охоча в храм сходить, каждый день бы туда бегала… языком почесать. — Хан нахмурился. Подчиненный понял и быстро договорил, — Так я о чем — из храма она картинки разные приносит…

— Какие картинки? — насторожился Хан.

— Разные, — надзиратель смутился, — смешные иногда. Иногда нравоучительные. И со святым Эдером картинки были. Так я скажу — похожи они сильно. Так-то, на первый взгляд, может и не очень, а вот если этак ему повернутся, да такое лицо скроить… ну, поблагостнее… В аккурат Эдер и будет. И я вот что думаю — не могут быть два человека так похожи, если они хотя бы не родственники.

— У тебя остались эти картинки?