Сколько стоит ваше сердце?

Столицей провинции Кайора был город Кайора. Видимо, первопоселенцы избытком фантазии не страдали. Избытком гуманизма — тоже. Если в других местах пришельцы постарались как-то поладить с местными жителями, породниться посредством браков или хотя бы мягко (или жестко) выдавить их на другие земли, то Кайора была завоевана совершенно иначе.

Генерал Кай двести лет назад привел сюда два полка отборных головорезов и просто "зачистил" местное население под ноль, включая стариков и грудных младенцев. А еще — он полностью уничтожил местный скот и сжег зерно… Коров, лошадей и коз гнали сюда из соседней провинции те же наемники, которым пришлось осваивать ремесло пастухов.

Кайора тогда еще сражалась, местные нападали, буквально, из-за каждого камня и ремесло пастуха считалось, да и было — опаснее доли наемника.

С тех пор тут так и повелось, что пастух — это такой погуляй-пропади парень, обвешанный оружием с ног до головы, который не боится ни демонов, ни Темных Богов, ни самой Бездны.

И Кайора выросла в месте, где пастухи сдавали пригнанный скот, расплачивались с заказчиком и прогуливали заработанные деньги, сбрасывая напряжение и радуясь, что, в очередной раз, остались живы.

Город был… своеобразный.

С оружием тут ходили все: держать кинжал, узкий стилет или "рыбку" учились раньше, чем ложку, а из всей магии больше всего ценилось умение зачаровывать арбалетные болты на взрывы, поджоги, "песню горной собаки" — и прочие маленькие и большие радости человеков воюющих.

Собираясь на прогулку, Алета привычно пристегнула к бедру кинжал, сунула в левый рукав стилет. Еще один нож уютно устроился в кобуре на щиколотке, рядом с шелковым бантом от изящной туфельки, сшитой по последней моде Аверсума.

Все это Алета проделала совершенно машинально, уделив ножам столько же внимания, сколько юбке, жакету и пышной прическе. Для очаровательной дамы выйти на улицу без трех-четырех колюще-режущих предметов было бы так же странно, как появиться в обществе растрепанной или не накрашенной. Ей бы и в голову не пришло, что она делает что-то странное, не свойственное прекрасному полу.

Разумеется, обращаться со всем этим арсеналом, баронесса умела так же ловко, как с тридцатью двумя столовыми приборами. Здесь, в приграничье, этот навык был таким же естественным, как дыхание. Тут, скорее, можно было встретить человека, не умеющего читать и писать, чем того, кто кидая в мишень шесть "рыбок" попал бы меньше шести раз.

Во дворе к ней уже спешили, но не для того, чтобы помочь сесть на лошадь. Чтобы попытаться задержать? Возможно…

— Баронесса, куда вы собрались с утра пораньше? — Цветочек была не прибрана, в домашнем платье, без огромного количества косметики и это странным образом сделало ее похожей на человека. Обычной пожилой женщиной, даже где-то в чем-то милой…

Но Алета не собиралась вестись на сентиментальность или родственные чувства. И того и другого в ней было — в наперсток не собрать.

— Сейчас уже за полдень. В "Мед Шавари", — ответила она, пожимая плечами и нетерпеливо поглядывая в сторону конюшен.

— Зачем?

— Странный вопрос, — с легкой, ничего не выражающей улыбкой, Алета разгладила широкие, по моде, манжеты, — разумеется, для того, чтобы поохотится на дикого горного медведя, затем выкурить сигару и подумать о благе Империи и Императора.

Цветочек некрасиво открыла рот, пытаясь найти в ее словах правду или, хотя бы, смысл — то, чего в них отродясь не было.

— Тетя, я хочу выпить чаю с медовыми шариками, — сжалилась Алета, — Зачем еще ездят в кондитерскую?

— Но, дорогая, ты же с утра была такой уставшей…

— А сейчас отдохнула.

— И ты уверена, что хочешь сесть на лошадь?

— Будет лучше, если она сядет на меня?

Цветочек посмотрела на баронессу с жалостью, как на безнадежно больную, хромую или даже брошенную у алтаря.

— Пытались тебя учить логике и манерам, да, видно, не в коня корм. Алета, на улице неспокойно. Будет лучше, если ты сегодня останешься дома. Шарики можно заказать, слуги принесут.

— Здесь всегда беспокойно, — возразила Алета, запретив себе язвить. На карте стояло ее будущее а, скорее всего, и сама жизнь. На мгновение ей стало страшно — неужели мерзавка Жиаль все же доложилась тете?

— По крайней мере, возьми с собой охрану.

— Я беру, — Алета кивнула головой на двоих здоровенных слуг, которые уже держали под уздцы своих лошадей.

— Я распоряжусь, чтобы тебя сопроводили еще четверо, — весь вид цветочка выражал сомнения, и обоснованные сомнения. Но, кажется, она ни о чем не догадывалась. И, определенно, не хотела ссоры. Алета могла попытаться что-нибудь с собой сделать, а караулить ее круглосуточно, или держать в подвале, а потом волочь к жениху связанной, как курицу на продажу — определенно, это было бы некрасиво, невежливо и наверное, даже в чем-то жестоко…

Все эти мысли баронесса легко читала на круглом, покатом лбу цветочка и поражалась, как она раньше могла быть так слепа! Воистину, если боги решают кого-то наказать, то отнимают разум.

— Хорошо, тетя, — девушка вздохнула, всем своим видом изображая покорность.