Сколько живут донжуаны

— К Тане? К пианистке, что ли? Я знаю его. И что, этого пианиста подозревают в убийстве Вадима? Да это же настоящий бред! Если вам понадобится моя помощь, я всегда смогу подтвердить, что этажом выше живет девочка-пианистка и что, думаю, видела этого человека, ее преподавателя. Если он высокий, элегантно одетый, взрослый такой… Очень интересный мужчина. И его уж точно ничего не связывает с Вадимом.

— Все это так, и все это понимают, однако он вошел в подъезд в определенное время, пробыл в доме (правда, следствию неизвестно, где именно) и выбежал оттуда, если судить по времени, сразу после того, как был убит, отравлен Вадим. А кроме него, в подъезд Вадима в тот день в критическое время никто не заходил и из него не выходил.

— А… Кажется, я понимаю. Решили все свалить на пианиста, потому что им так удобно, да? Чтобы поскорее дело закрыть. Ясненько. А потом еще найдут «свидетелей», — Лара подняла руки и, выставляя вверх попарно сложенные пальцы, третий и указательный, изобразила кавычки, — которые подтвердят, что видели Вадима и пианиста где-то вместе и что они ругались. Словом, попытаются сфабриковать доказательства, найдут связь между ними и, главное, мотив убийства. Я даже знаю какой! Будто бы пианист влюблен в свою ученицу, а Вадим приставал к ней, и пианист не выдержал и отравил его. Отвратительно!

Я расхохотался.

— Лара, да вашей фантазии только позавидовать можно!

Она покраснела, но тоже улыбнулась.

— Да, я такая. Люблю криминальные истории, меня всегда занимает в них мотив. Как это можно довести себя до такого, чтобы лишить жизни другого человека?! Я понимаю еще, когда это самооборона, когда смерть угрожает близкому человеку и надо что-то предпринимать. Но здесь, в истории с Вадимом, все совершенно иначе. Хоть эта история тоже криминальная. Поверьте мне, здесь замешана женщина. Ее обидели, предали, поступили с ней дурно. И она отомстила.

— Так, значит, вы видели пианиста?

— Да, видела, и неоднократно. Он, кажется, и нашел для девочки эту комнату. И я понимаю, почему он так для нее старается.

— Вот как? И почему же? — спросил я, предполагая, что сейчас услышу о ее подозрениях в любовных чувствах взрослого мужчины к юной особе. И был удивлен, когда услышал:

— Она — гений. Я хоть и не музыкант и не пианистка, но слышно же, хоть они и сделали в квартире изоляцию, как она играет. У нее какая-то фантастическая техника! Не знаю, из какого материала сделаны ее пальцы, но бегают они резво, она как робот! И много, очень много занимается. Честно говоря, я до сих пор не могу понять, как ее терпит ее соседка по квартире.

— Ах да, соседка! Действительно, как она все это терпит?

— Знаете, я так понимаю, что она там не живет, а снимает комнату для свиданий. Или для нее кто-то снимает, ну, оплачивает, в смысле…

— Вы видели ее?

— Да, видела. Очень приятная молодая женщина. С виду и не скажешь, что у нее любовники.

— Любовники?

— Да. Я видела двоих. Так что не зря же говорят, что в тихом омуте… Вот такие дела.

— И как часто она здесь бывает и давно ли сняла эту комнату?

— Ну, точно, когда именно сняла, я не знаю, это вы спросите у хозяйки, я дам вам ее телефон, ее зовут Раиса Дмитриевна, а вот бывает она, соседка пианистки, здесь почти каждый день. На свидания ходит, как на работу. И что за потребность такая у женщины? Хотя что мы можем знать о чужой жизни? Может, она живет не одна, а с родителями, негде кавалеров принимать…

— Лара, вы даже представить не можете, как мне помогли!

— У меня есть телефон Анжелики, — тихо произнесла она, чем покорила меня окончательно.

11. Таня. 11 января 2018 г

В больнице, куда она вернулась, чтобы забрать свой телефон, ей стало совсем худо. Ее вырвало прямо на пол, в коридоре. «Похоже, у меня сотрясение мозга», — подумала она и, извинившись перед нянечкой, с ворчаньем отправившейся, судя по всему, за ведром и тряпкой, села на твердый белый стул, чтобы немного прийти в себя, обдумать все то, что с ней случилось.

Она находилась на первом этаже больницы, который в этот вечерний час пустовал. Медсестра за стойкой, пользуясь тем, что ее никто не видит, тихо вязала что-то из голубого мохера, Таня даже слышала едва различимый и такой мирный звук ее постукивающих спиц. Сцепленные в ряды белые металлические стулья с перфорированными сиденьями также пустовали — время приема посетителей давно закончилось.

По-хорошему, ей надо было сделать два важных звонка, первый — Игорю Николаевичу, чтобы извиниться за то, что она так надолго исчезла, и сказать, что ей надо с ним серьезно поговорить; второй — в полицию, сообщить об убийстве Оли. Тем более что она видела и само убийство, и убийцу.