Скользящая во снах

Я стояла у окна и в третий раз перечитывала письмо. Злилась ли я на эту женщину, так и не решившуюся даже в письме назвать меня дочкой? Нет, но и жалости к ней не испытывала. Она бросила меня и ушла неизвестно куда только потому, что отец не оправдал ее надежд, а я унаследовала от него цвет глаз. Я засмеялась и сама поразилась, насколько злобно у меня это получилось.

Настроение ухудшалось с каждой минутой, сжав письмо в руке, я осознала, чего сейчас хочу больше всего: мне срочно нужно было выговориться Ратику и Риду, и плевать я хотела на домашний арест.

Вбежав в их дом без стука, сразу налетела на Рида. Он, увидев меня, сморщился, будто съел что-то очень кислое и стал собираться на выход. Ну и ладно, значит, не расскажу ему ничего. Оббежав сбоку этого недотрогу, я грустно улыбнулась и обратилась к Ратику:

— Ты мне нужен, идем.

— А твой арест? Уже амнистировали? — друг потянулся за обувью и с интересом ждал ответа.

— Да-да, — от нетерпения я постукивала одной ногой по полу и теребила письмо Марии в руках.

— Что это у тебя? — Рид замер в дверях и посмотрел прямо на измятую бумажку. — Ну-ка, покажи.

— Нет, это тебя не касается! — схватив Ратика за руку, я потащила его на выход, попутно пытаясь обойти его брата — здоровяка.

— Дай сюда! — этот громила одним движением вывернул мою руку и схватил письмо. — Прочитаю и верну. Хватит уже с вас неприятностей!

Я хотела накричать на него, бросить в него парочку пульсаров или хотя бы ударить кулаком прямо по наглой роже, но снова остановилась. Опустив голову, пробежала к окну и уставилась на улицу, встав спиной к обоим братьям. По щекам текли слезы, и это было так непривычно для меня, что я сама растерялась. Причина была очевидна — мне хотелось выть от обиды на Рида, потому что он позволяет себе так со мной обращаться. А я сдерживаю свой нрав, не хочу оттолкнуть его от себя еще сильнее. С другими девчонками он себе не позволял такого, а со мной — вот, пожалуйста! Я бы и сама дала ему это письмо, если бы он был приветливее, если бы просто попросил, потому что всегда бежала делиться с ними всем, что выбивает меня из равновесия. Хаим только смеялся над моими страхами или переживаниями, а в этом доме всегда находится кто-то сочувствующий и понимающий…

— Гатька… — сзади меня раздался тихий голос Ратика. — Ну ты чего? Что в той бумажке такого важного? Ничего, что может стоить хоть одной твоей слезинки, — друг одним движением подтянул меня от окна и крепко прижал к себе. — Тебе очень не идет плакать, а вот когда ты улыбаешься, сразу на душе светлее становится. Ну-ка, где твоя улыбка? О, представляешь, твоя ямочка на правой щеке пропала — похоже кто-то переедает на ночь…

— Да иди ты! — я засмеялась и повернулась к окну задом, к братьям передом. — Дочитал? Теперь отдай письмо мне.

Рид, выглядевший непривычно растерянным и хмурым, протянул мне листок, и я сразу передала его Ратмиру. Тот неуверенно посмотрел на бумагу, затем на меня.

— Да читай уж, — я вытерла остатки слез ладонью и снова отвернулась, — сама не знаю, что на меня такое нашло, я всё равно за этим и пришла. Поделиться хотела…

Рид хмыкнул и пробасил:

— Хорошенький подарочек на совершеннолетие. И это нормально плакать, когда в день рождения тебе такое письмо присылают. Я бы ей за это послание руки-то подкрутил… Еще и хвастается, что дело любимое нашла, а тебе какая польза с того? Лучше бы золотишка прислала или хоть тряпок каких новых, как ты любишь.

Старший брат Ратика одним движением развернул меня к себе и, поддев рукой подбородок, заставил смотреть на него:

— Ты, главное, пойми, Гатька, матери не бросают своих детей от того, что у них цвет глаз похож на отцовский! Я имею в виду настоящих матерей, таких как наша, как Хеска твоя, как тысячи других… В горе и радости они рядом, понимаешь? А эта твоя Мария — просто зацикленная на себе истеричка и сво…

— Рид! — Ратмир ознакомился с содержанием письма:-) и вовремя прервал брата. — Всем и так понятно, кто такая эта неженка, и надо было додуматься исповедаться дочери в такой день! Да еще как выкрутила, вроде как сама ты и виновата, что мамка бросила — долго рожалась, цвет глаз поменяла, еще и смотрела (просто кошмар!!!) с любовью! Просто всё назло ей делала. Хорошо, хоть не притопила тебя перед уходом от избытка чувств…

Я усмехнулась. Как всегда, наши с Ратиком мысли совпадали.

— Идем, смоем с тебя всю печаль! Предлагаю махнуть на речку, в такую жару дома сидеть вообще не охота! — друг схватил все еще горестно вздыхающую меня за руку и потянул за собой, постоянно болтая на ходу: — Вот окунемся пару раз, и всё придет в норму! Вода — она, знаешь, всё-всё лечит, только главное не увлекаться! А то, слышала, Потап вчера снова чуданул? Напился, зараза, браги и ну нырять на спор, то с одного обрыва, то с другого! Так и до отшиба дело дошло, нырнул он оттуда за пятак серебрушек, не рассчитал, как всегда, и об булыжники головой тюк!

Я всплеснула руками и скривилась:

— Помер?