Скользящий странник

– Александр Валерьевич, я сделал все, как вы говорили. Но обязан спросить. Скажите… отчего вы так уверены в том, что информации госпожи Денисовой можно доверять? Согласитесь, странно: к вам приходит женщина, говорит, что у вас с ней общий сын, которому уже тридцать лет, внук… Так бывает только в телесериалах. Я понимаю, вы одиноки и вам хочется верить… но вам было тогда девятнадцать лет. Как говорится, дела давно минувших дней. Вам не кажется, что имеет смысл сперва хотя бы сделать генетическую экспертизу? Если вы согласитесь, я все организую.

Архипов терпеливо слушал, отчасти даже наслаждаясь некоторым смущением мэтра и тем, как сейчас он разрушит все его построения, такие правильные и логичные – но не в этом случае. Он выдвинул ящик стола и молча протянул адвокату небольшой любительский снимок, на котором были изображены женщина, молодой мужчина и мальчик.

Адвокат взял, внимательно рассмотрел. И, вздохнув, молча вернул снимок Архипову.

– Вы бы нас все-таки познакомили, Александр Валерьевич. Все равно документы подписывать предстоит и все такое.

– Познакомлю, – пообещал Архипов. – Сегодня же и познакомлю. Вечером, в ресторане. Сын пока не хочет – обижается, а Марина будет. Вы же придете?

– Непременно, – заверил его адвокат и поднялся. – Ну что ж, тогда еще раз – с днем рождения вас. И, как говорится, желаю счастья.

«Да, это именно то, что мне нужно, – провожая его, подумал Архипов. – Счастье. Все остальное у меня уже есть».

Проводив адвоката, он попытался заняться бумагами, но через несколько минут понял бесполезность своих усилий – в голову не лезло ничего, кроме мыслей о предстоящем торжестве, будь оно неладно. О Марине. О том, как пройдет сегодняшний вечер. Как он поставит всех перед фактом. Возражения его не интересуют. И у него достаточно возможностей, чтобы предотвратить любой нежелательный поворот событий. Но если Марину кто-то попробует обидеть… нет, если кто-то посмеет хотя бы косо посмотреть в ее сторону – он немедленно пожалеет об этом!

Он вспомнил тот день, когда она пришла к нему впервые год назад. Это было как раз накануне выборов. И именно поэтому депутат Архипов лично вел прием населения, постепенно зверея от сумасшедших старух, полоумных правдоискателей и прочего больного на всю голову контингента избирателей, которые жаловались и клянчили, просили и требовали и снова жаловались и клянчили, клянчили, как на паперти. А потом вошла она. Конечно, он ее не узнал. Да и как можно было предположить, что эта высокая тетка в невнятной старушечьей одежке имеет к нему какое-то отношение?

Ей нужны были деньги для лечения ребенка. Она сказала, что ее четырехлетнего внука, который почти не ходит, можно поставить на ноги, но нужно лечение в немецкой клинике, дорогой протез и что-то там еще. Архипов слушал, вежливо кивал, не беря в голову. Потом попросил оставить документы, которые рассмотрит его помощник, потому что, вы же понимаете, он не может просто так давать деньги каждому, кто запишется к нему на прием. Но есть благотворительные фонды, которые… И тогда женщина молча положила перед ним вот эту самую фотографию. Архипов взглянул мельком, без интереса – и поперхнулся на полуслове.

– Я так и думала, что вы меня не узнаете. Конечно, жизнь не красит, – извиняющимся тоном сказала посетительница. – Я бы ни за что не пришла. Но врачи сказали, что есть шанс. Сами мы не справимся. И другого выхода просто нет. Извините…

– Марина?! – изумленно выдохнул Архипов. – Но как же… То есть…

С фотографии на него смотрело его собственное лицо, вернее, два его лица, два отражения: высокий светловолосый парень и вихрастый мальчишка лет четырех. Они были похожи друг на друга, на детские снимки, которые хранились в семейном альбоме у матери Архипова, на него самого и на его отражение в зеркале. Как две капли воды – так, кажется, говорят?

Сын и внук. Его сын и его внук. В этом не было ни малейшего сомнения.

– Почему? Почему ты не сказала? – глупо спросил он, заранее зная ответ.

Но она объяснила, поспешно и заискивающе:

– Ты… То есть вы… Ты сидел. Три года. Я тебя тогда ненавидела. И потом, родня бы совсем от нас отвернулась, если бы я сказала, кто отец ребенка. И как бы я одна? А так – они мне помогали. Вырастили. Потом мы сами справлялись. Да и сын запретил. Он хороший парень, честное слово. Работает инженером на хлебозаводе. А невестка – в школе, учительница. Тоже очень хорошая девочка. И такая вот беда. Мы все сделали, что могли. Я к тебе, как к последней инстанции…

И, поскольку он молчал, добавила с отчаянием:

– И что бы ты сказал, если бы я нашла тебя тогда?! Мы были тебе не нужны!