Скользкая рыба детства

Возле дома Галкиных столпились соседи. Военный пенсионер Саночкин, в трофейных кожаных штанах от немецкого танкового комбинезона. Здесь же вездесущая безумная, но нестрашная Полина в вывернутом тулупе, кривые зубы вырезаны из картошки, румяна во все щёки спелыми яблоками. Пожарник Майоров, по кличке «Брандмайоров», хмурый, лицо кирпичного цвета.

Столпились, молча слушают.

Окна раскрыты настежь, ветер треплет лёгкие занавески, словно зовут – ну, что же ты, беги скорее к нам, не мешкай, поторопись, такого больше не будет.

Непроизвольно ускоряю шаг, потом бегу, смеюсь чему-то, ещё не зная причины, поддаваясь общему настроению…

Меня обнимают, мутузят радостно по спине, кричат. Звучит торжественным баритоном громкий голос Левитана… «Выведен с человеком на борту… лётчик, майор Гагарин Юрий Алексеевич… Советский корабль «Восток» совершил благополучную посадку в заданном районе. Самочувствие нормальное».

Странно и непривычно отдаются во мне эти слова, радостные крики.

В школу в тот день мы не пошли. Взрослые ходили по улицам, смеялись, словно не до конца верили, что такое возможно. Собирались большими группами, пели песни, были счастливы, как никогда, оттого, что наконец-то все вместе.

Шурка стал делать ракеты. Наверчивал на кусок трубы тонкую прочную бумагу в несколько слоёв. Пропитывал её клеем «БээФ». Получались цилиндрические корпуса. Лёгкие, надёжные. Петельки из проволоки в трёх местах по всей длине удерживали ракету на прочном стержне. И небо – высоченное, вот оно – рядом. Глубокое, как опрокинутый океан, на всех хватит – плыви в любую сторону.

Новые слова появились в разговорах – «обтекатель», «стабилизаторы», «стартовый стол», «заданные параметры», «рабочий режим».

Селитра, алюминиевый порошок, какие-то ещё химикаты – всё было рассчитано Шуркой до грамма. Ракеты стартовали с громким шипением, слегка виляли от мощного напора, стремительно уносились вверх. Только белый дымный след замирал, недолго держался в воздухе и уплывал к белому подбою летучих облаков.

Улица Достоевского плавно стекала вниз, дальше – к крутому берегу реки. Туда падали наши мощные ракеты.

Много позже я узнал, что в романе «Братья Карамазовы» Иван Карамазов, словами чёрта, говорит:

– «Что станется в пространстве с топором?… Если куда попадёт подальше, то примется, я думаю, летать вокруг Земли, сам не зная зачем, в виде спутника».

Впервые в мире слово «спутник», в смысле – искусственный.

Последний роман Гения – 1880 год.

Всё сошлось причудливым извивом жизни в одной точке, на улочке небольшого городка.

Взрослые гордились нами. Мы были космонавтами или реально могли ими стать. Почти как Гагарин. Только надо подрасти и выучиться.

Вскоре в нашем городе открыли Школу юных космонавтов.

Все мальчишки стали записываться, и конкурс был невероятный. Набирали всего один взвод – тридцать человек.

Говорили, что в первую очередь примут тех, кого зовут Юра.

Смеялись, а глаза – серьёзные, потому что эти разговоры прибавляли волнений.

Было много Валериев, в честь Чкалова.

С нашей улицы прошли только двое. Я и Володя Шанин.

Синяя форма, курточка, пилотка, лётные эмблемы с «курицей». Учёба по программе первого курса лётного училища, тренажёры, физподготовка, морзянка, тренировки на выживаемость в экстремальной обстановке после приземления, участие в военных парадах, прыжки с парашютом в аэроклубе.

Есть чему завидовать.

Шурка не прошёл. Он не говорил – почему. Мы стояли с ним за домом, ворковали в загородке голуби, гомонил петух, чуял в нас угрозу, а Шурка ничего не видел, откровенно плакал от обиды и острой несправедливости, молчал.

Мне казалось, я попал в школу космонавтов легко, без усилий, особых волнений, но меня это расстраивало. Особенно, когда смотрел на Шурку.

«Почему я не утешаю его? Стою, молчу, а он же – мой друг. Пойти и отказаться – пусть останется он вместо меня. Ведь Шурка точно – сильнее, выносливее, достойнее, я это знаю лучше любой комиссии, сколько бы человек в ней ни заседало. Так будет честно!»

Мой праздник был омрачён, и хотя я не чувствовал собственной вины, это не приносило радости.

Я не стал ни лётчиком, ни космонавтом.

Шурка попал на срочную службу в РВСН – ракетные войска стратегического назначения. Через год у него уже было несколько рацпредложений, позже серьёзные изобретения. Он остался в армии, окончил училище, академию. Где и преподаёт в звании генерала, доктора технических наук.

Вот так и живут во мне деревенская изба, апрель, Шурка, запускающий ввысь ракету…

Мы смотрим в небо, застыли от восторга. Среда. Теплынь, скоро каникулы. И что делать на Земле целых три месяца, после всего произошедшего?

Чёрно-белое фото. Всем и – навсегда. Улыбается в круглом шлеме наш Юрий Гагарин.

РПЖ

Сергею Шаргунову

Зимой я играл в хоккей. Был маленьким и юрким, и мне удавались прорывные финты к воротам противника. К началу лета в спортзале я стоял последним по росту, даже после девчонок, и носил тридцать второй размер обуви, в то время как пацаны в нашем районе за год повырастали выше некуда.